Кессон улыбнулся, протянул руку и положил её на чешую дракона. Сочащиеся из пор Избранного тени смешались с теми, что окружали Фурлинастиса.

  Это будет несложно,   пообещал Рел и провёл пальцами по чешуйке. На ощупь она казалась холодной и гладкой, словно аметист.

  Ты говорил о вторгшемся храме, поэтому я вижу, что ты уже знаешь о нём. Посмотри на меня.   приказал он.

Медленно, с ощутимым нежеланием под действием колдовства, Фурлинастис склонял голову, пока его тёмные глаза не вперились в Кессона. Рел видел, как в них тлеет злоба и ненависть, и подумал, что никогда ещё не видел существа, сильнее ненавидевшего быть в услужении, чем дракон. И задумался, все ли змии столь же горделивы?

  Некогда я служил храму,   сказал Кессон,   но потом Бог Теней сделал меня своим Избранным и позволил испить из Чаши. Позднее он благословил меня, преобразив мою плоть,   он поднял руки, чтобы показать дракону темную кожу и окутавшие её тени,   мою душу, и показав мне этот мир. Конклав демархов счёл мою трансформацию знаком прегрешений, а не благословением. Они назвали меня еретиком,   Рел облизнулся и сдержал нарастающий гнев,   но я именую их глупцами. И в наказание за глупость я использовал дарованную мне мощь, чтобы переместить храм и всех его обитателей из своего мира в это место, дабы за своё невежество они умерли во мраке. Ты убьёшь их.

На это дракон не сказал ничего.

  Ты хочешь что то сказать? – спросил Кессон. – Так говори.

Его слова ослабили узы заклинания достаточно, чтобы освободить язык дракона.

  Человек, убей их сам,   прошипел Фурлинастис, и от силы его вздоха плащ избранного прилип к телу.   Я не...

  Умолкни,   повелел Кессон, оборвав дракона на полуслове.

  Я бы сделал это, если мог, Фурлинастис,   Рел покачал головой и улыбнулся абсурду,   но я поклялся никогда прямо не забирать жизни других жрецов – а они в том же поклялись мне. А такие клятвы скрепляют самыми могущественными связывающими заклинаниями, известными моему народу: заклинаниями души. Такие чары нерушимы, их невозможно обойти, если того не желают обе души...   Кессон увидел, что дракон вновь хочет что то сказать,   Говори.

Фурлинастис сказал:

  Ты говоришь ерунду. Твои заклинания – лишь мелкая магия, которой на сей раз улыбнулась удача. А когда я освобожусь...

  Умолкни,   вновь повелел Рел, и вновь Фурлинастис замолчал.   Дракон, ты никогда не освободишься. Связывающие тебя сейчас чары – это лишь временная мера. А заклинанием души я привяжу тебя к себе... навечно.

Вновь дракон напрягся, пытаясь сбросить заклинание, и злость помогла ему поднять лапу над водой на длину руки. Кессон восхищался силой змия, но знал, что её недостаточно.

Избранный начал творить заклинание души – пример уникального для его мира типа магии, связывания, питаемого силой собственного духа. Истекающие тенями пальцы проделывали в смрадном воздухе замысловатый путь, а с губ срывались слова силы, известные лишь жрецам его народа. И когда Рел произнёс последнее слово, то ощутил, как его душа раздваивается, почувствовал, как заклинание вытягивает часть его сущности и перебрасывает в дракона. Там она растекалась по душе ящера, словно струйка чернил в ведре воды, принуждая существо делать всё, что может приказать Кессон.

Это стоило Избранному части себя и ослабило его так, что, если бы ему пришлось сражаться с драконом сейчас, то он мог бы и не победить.

  Впредь повинуйся мне во всём,   изрёк Рел, зная, что его голос бьёт по разуму зверя словно молот. – Твоя первая обязанность такова: каждые двадцать четыре часа ты будешь приходить ко мне сюда, чтобы я дал тебе имя жреца из храма.