– Но сначала, – мягко выдохнул он, – мы сотрем с лица земли проклятое жилище со всем его содержимым, провонявшим нищим магом, и предадим все скорому забвению. – Он поднял руку, и несколько его братьев сделали то же самое.

От их протяжного пения появился первый шар пламени. Оттянув руку назад, Кобкейл направил пальцы в сторону дома. Пламя послушно полетело по указанному пути и приземлилось на соломенной крыше, которую Макитти еще так недавно заботливо чинила. Сухая кровля быстро занялась. Уже через несколько минут большая часть дома была объята ревущим огнем.

Оскару вдруг пришла мысль, заставившая его еще упорнее бороться с невидимыми путами: «Тай – Тай все еще был в доме!»

Ужасное зрелище привело Мундуруку в восторг. Они хлопали в ладоши, отпускали грязные шуточки и танцевали, празднуя мерзкую победу. С болью в сердце Оскар мог только переглянуться с Макитти. По ее глазам он понял, что она тоже вспомнила.

С ревом и треском горящая крыша просела, вызвав всплеск радости у отвратительных кудахтающих зрителей. Однако крики восторга поутихли: из пепла что-то поднималось. Волчья челюсть Оскара отвисла, насколько позволило сковывающее заклинание. Даже Кобкейл онемел от удивления.

Из центра совсем обвалившегося дома поднималась птица. Это была не канарейка, не ястреб и не орел. Ее крылья сверкали золотым пламенем с сине-красными проблесками. Из головы торчали раскаленные перья, а глаза горели необычайным умом. Расправившиеся крылья полностью закрыли дом с двух сторон.

– Птица Феникс! – закричал в ужасе Киото.

Его хриплый крик подхватили десятки других гоблинских глоток. Растерявшись, все гоблины выжидательно смотрели на Кобкейла. Но это хитрое создание тоже онемело от неожиданно открывшегося ему зрелища. Пока он думал, что лучше сделать, птица Феникс, а это был Тай, взлетела над домом и уселась на еще целый козырек. Она раскрыла свой лучезарный клюв и плюнула.

Слева от Кобкейла загорелся Волосатый Квод. Дико крича и размахивая руками, Мундуруку безумно заметался по двору, а потом рухнул на заборчик. В горящий факел превратился еще один гоблин, потом еще один. Оскар почувствовал, что может двигать передними лапами и хвостом. И чем больше членов Клана погибало, тем слабее становились сковывающие чары Мундуруку.

Отступив к краю леса, Кобкейл и оставшиеся Мундуруку собрались в кучу для последней атаки. Но на этот раз, когда самый могущественный из них вскинул руки и начал нараспев произносить чудовищные руны, даже самые злобные из родственников отшатнулись, ужаснувшись тому, какое заклинание он плел.

Отчаянное пение Кобкейла открывало ворота в еще одно королевство света о котором путешественникам не было известно. Оно было недоступно, и его все боялись. Никто бы не отправился туда, даже если бы смог. Это было место не абсолютного зла, но абсолютного безразличия. И его обитатели не любили никого и ничего.

Из портала Черного королевства появились прокопченные фигуры из абсолютного мрака. У них не было лиц, и вообще головы. Вялые черные руки волочились по земле, когда они медленно тащились на призрачных ногах, не имевших ни цвета, ни света.

Сидевший на горящем насесте Тай начал петь. Впереди и рядом с каждой фигурой появились всполохи пламени. Но они, как и солнечный свет, были поглощены темными телами пришельцев. И весь ущерб, нанесенный им огнем, был не больше, чем от птичьего помета.

Изогнувшись и закричав, Оскар вырвался из колдовских пут. Он видел, что его друзья также освободились от сковывающего заклинания. Обнажив клыки, он кинулся к кучке жмущихся друг к другу Мундуруку, но на его пути оказалась одна из черных теней. В ней не чувствовалось какой-то открытой угрозы, у нее не было оружия, и она не вздымала руки в гневе. На загривке Оскара шерсть встала дыбом, и он остановился, как вкопанный.