– Что сделано, то сделано. Мы ничего не можем исправить. – Цезарь улегся на обгоревшую и залитую кровью лужайку и стал чиститься.

– Может быть, еще не совсем. – Макитти смотрела на Оскара. – Оскар, а ты не задумывался над теми изменениями, что произошли в тебе?

Он сконфуженно ответил:

– В каком смысле?

– Посмотри на нас. – Она махнула передней лапой. – Сэму дана еще большая сила, чем прежде. Я могу командовать темнотой. Тай стал мифической жар-птицей и может управлять пламенем. Цезарь стал истинным царем зверей, а Какао – самой хитрой и ловкой. – Желтые глаза изучающе смотрели на него. – А что же ты, Оскар? Каков твой дар, кроме того, что ты можешь заставить двигаться деревья? В чем твоя новая сила в этом мире?

Он застенчиво пожал плечами.

– Я не знаю. Быть волком, наверное.

– Это последствия магии, а не управление ею. – Она продолжала разглядывать его. – Я вспомнила еще кое-что, о чем говорил Хозяин Эвинд. Что-то о собаках, что они значат для жилища и дома.

Высунув язык и тяжело дыша, он покачал головой.

– Я не понимаю тебя, Макитти.

– Я говорю о магических способностях, заложенных в нас благодаря помощи Хозяина Эвинда. – Она отступила в сторону. – Иди и ляг на свое любимое место, Оскар.

Волк насупился.

– Ты имеешь в виду каменное крылечко у двери? – Когда она утвердительно кивнула, он еще раз пожал плечами и пошел туда. Ему не хотелось сейчас с нею спорить, да и делать все равно было нечего.

Он обежал круг по двору, и, наконец, настал тот мистический миг, знакомый только сторожевым собакам. Он улегся носом к хвосту и, удовлетворенно вздохнув, закрыл глаза. Однако почти сразу их открыл, так как в них отразилось яркое свечение.

Оно было повсюду. Нет, поправил он себя, оно шло изнутри, из него. Оно было мягким и теплым, с запахом камина и плиты, бегущей воды, плещущейся в раковине, и пирога, пекущегося в духовке, с запахом истертой мебели и свежего белья. Это был запах не жилища, а дома. Кто посвящен в такие тонкости, тот поймет, что это абсолютно разные вещи.

Позади него жилище Суснама Эвинда восстанавливало самое себя. Занавески и стены, ковры и полы, окна и разрушенный камин – все становилось как прежде, возрожденное из глубины собачьей души и памяти. Когда, наконец, все вернулось, ликующие друзья обступили его со всех сторон.

– Я не понимаю. – Оскар изумленно смотрел на дом, который он чудесным образом непроизвольно восстановил. – Что случилось? Что я сделал?

– Это волшебство, которое живет в тебе, – сказала ему Макитти. – Я предполагала, что это так. Разве ты не понимаешь, Оскар? Это то, что ты хранишь в себе всегда. Я слышала, как Хозяин часто говорил с большой искренностью: «Дом – это то место, где есть собака». Так что у нас снова есть дом.

Какао восхищенно и изумленно смотрела на восстановленное жилище.

– У вас-то есть, – согласился Тай, – а как же я?

Макитти взглянула на лучащуюся жар-птицу, живую легенду, которой неожиданно стал хорошо знакомый друг.

– А с тобой проблема, дружище Тай. Не думаю, что твоя старая клетка подойдет тебе. Но и спокойно спать в доме, зная, что ты спишь на легко воспламеняющейся крыше, я не смогла бы. Мы, конечно, подыщем тебе красивую уютную негорючую пещерку в большой скале, которая соединяется с домом и имеет отдельный вход.

Жар-птица рассудительно кивнула.