Здесь мы с Эфией находимся вне самого времени.
– Ты разрушаешь все, к чему прикасаешься, – говорю я. – Это должно закончиться.
– Арра, дорогая моя. Я только начинаю, – говорит Эфия, улыбаясь. – Я есть жизнь и смерть.
Я вздрагиваю, и у меня подкашиваются ноги.
– Как ты могла убить наших родителей?
– Они здесь! – кричит Эфия и стучит кулаком в грудь. – Ну как же ты не понимаешь?
Она смаргивает слезы, и ее лицо искажается эмоциями, которые кажутся странными, чужими на ее лице.
– Они в безопасности. Как и все остальные души внутри меня.
– Ты окончательно спятила, – говорю я, и эти слова на вкус как желчь.
Эфия хмурится, словно мой упрек ранит ее.
– Ты все еще злишься из-за Руджека?
Я не доставлю ей удовольствия видеть, сколько боли она мне причинила.
– Я сделала ему подарок, который ты никогда не сможешь сделать, – беззлобно отвечает Эфия. – Ты должна благодарить меня.
– Благодарить? – говорю я, смеясь.
Эфия тычет мне в грудь окровавленным клинком:
– Он запомнит твое лицо, а не мое.
Она что, ревнует? Я отвергаю эту идею. Она способна только на одно чувство – и это презрение. Но каждая душа, которую она поглотила, стала частью ее. Это ее изменило. Оше теперь тоже часть ее. Он любил меня. Арти тоже любила меня.
– Я больше не слышу голосов вождей. Наверное, ка всех людей, которых ты убила, тоже молчат? – Когда она не отвечает, я добавляю: – Это особенное место.
– У меня были видения, как мы входим в Храм, но я никогда не могла заглянуть внутрь.
– Нам с тобой не суждено было увидеть, что произойдет, – говорю я. – А еще здесь не действует наша магия.
Эфия на мгновение задумывается, глядя на лезвие скимитара. Затем она поднимает голову – и я вижу ее застывший дикий взгляд.
– Что ж, не повезло тебе.
Ее клинок вонзается мне в живот еще до того, как я успеваю подумать о кинжале Короля Демонов. Эфия улыбается мне сквозь слезы, не вынимая клинка из моего тела. Я кашляю, ощущая вкус крови на языке. Взгляд моей сестры полон боли. Она выдергивает меч, и тот со звоном падает на пол.
– Так нужно.
Она притягивает меня к себе.
Я позволяю себе расслабиться в ее объятиях. В другой жизни мы могли бы любить друг друга, мы могли бы быть лучшими друзьями. Могли бы плести друг другу косы. Могли бы драться из-за последней молочной конфеты, пока наш отец рассказывал бы нам истории. В другой жизни наша мать постоянно смущала бы нас поцелуями и позволяла бы поплакать у нее на плече.
Но эта жизнь меня покидает. Покой приходит ко мне. Скоро я смогу отдохнуть. Призвав последние силы, я вытаскиваю кинжал из-под туники. Рукоять согревается и изгибается под моей ладонью – нож меняет форму, чтобы подстроиться под меня. Цена использования этого оружия мне известна. И я готова.
В одно мгновение – быстрое и бесконечно медленное – я вонзаю нож между ребер Эфии. Он с легкостью пронзает ее плоть, разрывая на куски как ее сердце, так и мое. В голове всплывает самое сокровенное воспоминание о моей сестре. Тот первый раз, когда она забралась в мою постель и прижалась к моей спине. Когда она попыталась унять мою боль. Я помню, как сестра улыбалась и как ее глаза расширились от удивления. Я помню, как Эфия хотела быть рядом со мной, но я оттолкнула ее. Я выдергиваю клинок и позволяю ему выскользнуть из моей руки, покрытой кровью. Он со звоном падает на пол, издавая последнюю ноту в этой истории. Здесь прерываются линии наших судеб.
Эфия спотыкается, и мы обе падаем. |