– Да, – сказала я, удерживая его взгляд. – Я ценю ваше предложение. Ценю то, что вы желаете сделать для меня. Но он меня не использует. Не таким способом.
– Значит, тебе не нужна моя помощь?
– Нет, клянусь.
И это правда. Сейчас – нет.
Если бы он пришел на день раньше, мой ответ, возможно, был бы другим. Я бы сказала «да». Я бы убежала. Но Аластир не даст мне то, что может дать Кастил. Йена. И я не могу уйти сейчас, зная, что могу помочь изменить положение народа Солиса. Мне нужна не та свобода, которую предложил Аластир.
Он вздохнул и, как мне показалось, решил, что я сделала неразумный выбор. Может, это означает, что он не верит Кастилу. Или что переживает за меня, потому что поверил мне. Не знаю.
– Если ты передумаешь, – произнес он, и глаза его были полны печали, – то только скажи. Обещаешь?
Я в самом деле готова расплакаться.
– Обещаю.
– Хорошо.
Он улыбнулся, и я…
Не сознавая, что делаю, я бросилась вперед и обхватила Аластира руками. Я его обняла. Мой поступок его ошеломил. Мгновение он не двигался, а потом тоже обнял.
– Простите, – промямлила я, отстраняясь. Мое лицо горело.
Он улыбнулся, и в уголках глаз появились морщинки.
– Никогда не извиняйся за объятия, Пенеллаф. Честно говоря, меня очень давно никто не обнимал. Ни Кастил, ни Киеран не любители обниматься.
Я хрипло рассмеялась.
– Думаю, если я попытаюсь обнять Киерана, он увернется.
– Скорее всего. Ладно, полагаю, я узнал все, что нужно. – Голос его по-прежнему печален. Наверное, из-за дочери, из-за Кастила или даже из-за меня. – Нужно отвести тебя к принцу.
Я повернулась было, но остановилась. Не знаю, когда нам еще представится возможность поговорить наедине.
– Можно вас кое о чем спросить?
Аластир кивнул, и я продолжила:
– Вы когда-то помогали атлантианцам и их потомкам уезжать из Солиса?
– Да.
– Я думала о своих родителях – о том, почему они уехали из столицы. Возможно, они узнали, что замышляют Вознесшиеся, или обнаружили, что сами потомки атлантианцев, по крайней мере один из них. Еще кто-нибудь занимался тем же, что и вы?
– Да, были и другие. Не слишком много. И, что печально, большинство не вернулись домой. – Он погладил подбородок большим пальцем. – Мы полагаем, что они попали в плен, так что ты мало с кем можешь поговорить.
Я не смела даже надеяться, что найдется кто-то, с кем можно поговорить.
– Мне просто интересно, могли ли мои родители знать, что существуют люди вроде вас.
– Конечно, могли. Король с королевой знали, что мы активно разыскиваем наших людей, – подтвердил Аластир. – Возможно, один из твоих родителей узнал о нас от Вознесшихся. – Он склонил голову. – То есть ты думаешь, что так и было?
– Я не знаю, – призналась я, проведя рукой по ножнам на бедре. – Я мало что помню из той ночи, когда на нас напали, но помню, что отец всю поездку был молчаливее, чем обычно. И мама тоже. Казалось, они нервничали вместо того, чтобы радоваться началу новой жизни в более тихом месте. И я… мне кажется, отец с кем-то встретился. Я смутно помню, что там был еще один человек.
– Но твои воспоминания недостаточно ясные.
Я покачала головой, и он добавил:
– Обычное дело после такой травмы.
Да. Мне так и говорили.
– После войны многие выжившие утверждали, что забыли все битвы, в которых участвовали. Эмоции и шрамы остаются, а подробности теряются в тумане, – объяснил он, – То же самое было с Кастилом. |