Начался самый настоящий погром. Артисты громили мебель, остатки декораций, стены, зеркала, окна… Это действительно был приступ отчаяния, вдруг сплотивший толпу, — приступ отчаяния и обреченности, который порой бывает страшней и убедительней любых доводов рассудка.

На этом громком фоне Таня вместе с Фирой тихонько выскользнули из репетиционного зала. Им в спину прозвучал жуткий грохот и пронзительний жалкий визг: чем-то тяжелым били рояль, пытаясь выдернуть клавиши.

— Господи, как жаль, — в глазах Фиры стояли самые настоящие слезы, — неужели мы никогда больше не вернемся сюда?

— Не знаю, — честно ответила Таня. На самом деле прощание с Оперным театром не было для нее такой мучительной потерей. Она давно поняла, что совершенно не годится в артистки. И еще поняла, что тратить время на чужие дела больше не будет. Ведь театр был чужим делом, не ее.

— Что ты теперь будешь делать? — Фира наконец успокоилась. Девушки спускались по тяжелой винтовой лестнице.

— Не знаю, — снова пожала плечами Таня, — домой пойду. Надо отдохнуть.

— Да… тебе… конечно… — протянула Фира, — ты никогда выступать не любила. А я артистка! Я не могу без театра!

— Иди домой, артистка, — улыбнулась Таня.

Они вышли на улицу, где было по-весеннему прохладно, и небольшой мороз даже щипал нежную кожу.

— Как они могут закрыть театр? Это ужасно! — всё не могла успокоиться Фира.

— Поверь, могут. Сейчас смерть вокруг — какой театр? — Таня была более реалистична.

— Но без культуры, без искусства…

— Фира, разуй глаза! — Таня не смогла сдержать негодования. — Уличные бои в городе! Буржуи готовятся драпать на всех четырех конечностях! Со дня на день французы оставят город и в Одессу войдут красные! И на этом фоне тебе театр с культурой?

— Ты так говоришь, как будто… Как будто… — вспыхнула Фира. — Культура самоценна. Она всегда цель.

— Фира, — Таня взяла себя в руки, — сейчас не надо ходить по улицам. Домой иди. И я тоже пойду. Потом встретимся.

Всхлипывая, Фира обняла подругу. Внезапно у Тани вдруг возникло какое-то странное предчувствие, что больше никогда в жизни она ее не увидит. Стремясь поскорее прогнать мрачные мысли, Таня распрощалась с Фирой.

В начале Елисаветинской, где находился ее дом, Таня вдруг увидела огромное количество людей. Они были повсюду: казалось, как тараканы, они повыползали из всех щелей. На земле лежало что-то, прикрытое рогожами. Их было много. И Таня вдруг поняла: так накрывают трупы.

Она ускорила шаг. Сердце ее вдруг заболело мучительно, стало выскакивать из груди… В середине квартала она увидела обгоревшие руины. Вместо дома, где она жила, стоял догорающий, жутко дымящий, почерневший остов. Сдерживая крик, она схватилась руками за горло. Земля поплыла из-под ее ног. Но чья-то сильная рука не дала ей упасть. Обернувшись, она увидела Федьку Тертого, «медвежатника» одной из банд Японца.

— Алмазная, ты тоже жила в этом доме? Ну, тебе повезло! — оскалился он.

— Повезло?! — Это слово быстро привело Таню в чувство. — Мне повезло?!

— А то! Шпики в доме засели, фараоны. Они Изю Штыря давно пасли, он за них в засаду залетелся. По дурости и открыл пальбу.