«Слушай меня внимательно, Мафальда фон Шиф, урожденная фон Эльке, — сказала она себе, продолжая лежать с закрытыми глазами. — Абеле, безусловно, потрясающий человек. Сильный духом, смелый и, одновременно, добрый. Возможно, он и правда, лучший из всех, кого ты встречала в своей жизни. И именно поэтому не смей даже думать о нем как-то иначе, кроме как о враче, которому ты помогаешь. Потому что ты — не лучшая, ты — самая обыкновенная. И до его высоты ты никогда не дотянешься, достойна его ты никогда не будешь. А значит, не будешь ему нужна ни в какой иной роли, кроме как помощницы в работе. В самом лучшем случае он просто не будет тебя презирать, но равной себе никогда тебя не признает. Так что вытряхни из головы всю ту романтическую чушь, которую ты вчера туда набрала, и занимайся тем, что ты умеешь делать лучше всего — интригами. А Абеле пусть занимается своим делом. Все тебе понятно?»

Объявив себе этот суровый приговор, Мафальда встала и принялась искать в сундуке, который накануне притащил в выделенную ей келью кто-то из местных обитателей, какое-нибудь платье поскромнее и потемнее. Торопливо одевшись, она вышла из кельи в темный узкий коридор и с сомнением огляделась, вспоминая, в какой стороне находится выход. Однако долго раздумывать ей не пришлось — слева послышались гулкие шаги и голоса, и фон Шиф заспешила туда.

Она не ошиблась: из бокового коридора ей навстречу вышла Ее Светлейшее Сиятельство Эвелина в сопровождении Миранды и еще одной фрейлины, в руках у которой была горящая свеча. В этом дрожащем, но достаточно ярком свете гроссгерцогиня предстала перед любимой фрейлиной в самом пышном и изысканном наряде, да еще и с полным набором своих знаков отличия. На ней было ярко-синее бархатное платье с длинным шлейфом, который Миранда из-за тесноты коридорчика несла не на вытянутых руках, а свернув в аккуратный рулон. Платье было отделано бледно-голубыми ленточками, которые больше подошли бы юной девушке, однако прекрасно сочетались с синим цветом бархата и с белоснежным от толстого слоя пудры лицом их обладательницы. На этом сине-голубом фоне ярко выделялись пересекающие грудь Эвелины орденские ленты — красная, белая, бордовая…

— Ваше Сиятельство… — Мафальда присела в реверансе. — Я не знала, что вы уже встали…

Зная характер своей госпожи, она ожидала упреков в том, что проспала и не явилась к ней раньше всех выполнять свои обязанности. Однако герцогиня поприветствовала свою любимицу искренней улыбкой:

— Доброе утро, дорогая! Я решила дать тебе подольше поспать, ты же вчера больше всех работала!

— Вы так добры, мадам… — удивленно пробормотала фон Шиф, кивая другим фрейлинам. — Но надо было все-таки меня позвать, я бы вам помогла одеться…

«И не позволила бы Вашему Светлейшему Сиятельству так вырядиться, пока мы живем в монастыре. Мужском, между прочим!» — добавила она про себя, украдкой рассматривая наряд и сложную прическу Эвелины, в которую тоже были вплетены светло-голубые шелковые ленты. Не забыла герцогиня и про украшения — на ее шее, на пальцах и в ушах поблескивали синим светом крупные сапфиры.

— Как я выгляжу? — заметив, куда смотрит первая фрейлина, кокетливо поинтересовалась ее госпожа.

— Как всегда, превосходно, — искренне ответила Мафальда. — Но стоит ли идти к раненым и врачам при полном параде?

— А почему бы и нет? — легкомысленно пожала плечами Эвелина. — Вчера я была в дорожной одежде — так они, наверное, не все поняли, кто я. Зато теперь точно меня узнают!

Фон Шиф на это только вздохнула.

— В любом случае, если я пойду сейчас переодеваться, это займет еще час, — махнула рукой Ее Сиятельство, — а нас и так уже ждут.