VII

На другое утро Корбетт проснулся оттого, что кто-то тряс его. Озябший, он с трудом повернулся — все тело занемело, — открыл глаза и увидел возбужденного молодого человека со светлыми коротко остриженными волосами, беспокойным взглядом и лицом в оспинах.

— Мастер Корбетт, — повторял он. — Мастер Корбетт, проснитесь!

Корбетт с трудом поднялся на ноги и оглядел зал. Люди тяжко поднимались, иные мотали больными с похмелья головами, иные громко требовали вина и еды.

— А, чтоб тебя! Ты кто такой? — набросился Корбетт на молодого человека, разбудившего его.

— Я Томас Эрселдун. Мастер Мак-Эйр сказал, что вы хотите поговорить со мной. — Юноша указал на соседний стол. — Я принес вам элю и ржаного хлеба.

Корбетт в знак благодарности кивнул и, сев за стол, стал растирать ладонями затекший затылок.

— Ты был с покойным королем в ночь, когда он умер?

Эрселдун судорожно сглотнул.

— Да, — ответил он, — я был с королем. Я уже не раз рассказывал эту историю.

Молодой человек замолчал, чтобы перевести дух, и Корбетту, все еще не совсем проснувшемуся, стало жаль этого юношу, чья жизнь и все силы отныне будут уходить лишь на оправдание одного-единственного проступка, совершенного в одну-единственную ночь из нескольких тысяч ночей, прожитых им. Корбетт устало протер глаза, зевнул и тут заметил в глазах Эрселдуна боль.

— Простите, что побеспокоил вас, — выпалил Эрселдун, — но королевский лекарь сказал, что вы желаете видеть меня немедленно. Я испугался, что упущу вас. Я…

— Вздор, — мягко перебил его Корбетт. — В извинениях нет нужды. — Он глотнул холодного водянистого эля. — Скажи мне, пожалуйста, что случилось в ту бурную роковую ночь?

Эрселдун стал рассказывать, как король в самый разгар пиршества решил отправиться в Кингорн и велел Сетону и ему, Эрселдуну, сопровождать его. Оба отговаривали короля, пока тот шел в свои личные покои в замке, чтобы переодеться в дорогу.

— Он был очень взволнован, — бубнил Эрселдун. — Он ответил, что должен ехать немедленно, в ночь, и насмешливо назвал нас трусами. И мы поехали. Мы поехали на север к переправе, и одному Богу известно, как мы переправились через Ферт. Королевский управляющий ждал со свежими лошадьми; белая кобыла короля, Теймсин, была уже оседлана, и его величество с Сетоном сразу же ускакали. А у меня, как вы знаете, случилась незадача с лошадью, едва я отъехал от берега!

Корбетт подумал о пьяном управляющем.

— А управляющий тоже пытался остановить короля? — спросил он.

Эрселдун кивнул:

— Да, но король не пожелал его слушать.

— Проверил ли король седло и стремена?

— Нет, — ответил Эрселдун. — Король и Сетон ускакали сразу же. Моя же лошадь оказалась с норовом, я никак не мог с ней справиться. Постойте, — с надеждой спросил он, — вы что же, думаете, что у Теймсин ослабла подпруга?

— Возможно, — солгал Корбетт, ибо знал — будь это так, несчастье случилось бы по дороге куда раньше. — А Сетон? — продолжал Корбетт. — Что сталось с ним?

— Он приехал в Кингорн, — устало повторял Эрселдун. — А на другой день к вечеру, после того, как все узнали о смерти короля, вернулся сюда. Он не выходил из своей комнаты. И чем больше его расспрашивали, тем более безумным он казался и все бормотал о каких-то тенях на мысу Кингорн.

— Он был предан королю?

Эрселдун гневно взглянул на Корбетта.