|
С пожилыми дамами почтителен, ножкой шаркает, может с самым заинтересованным видом и про Иоанна Кронштадтского, и про чумку у левретки послушать. Неудивительно, что Екатерина Иоанновна от Эндлунга растаяла. Такой приятный и, главное, серьезный молодой человек, не то что шалопаи-гардемарины из Морского корпуса или бездельники из Гвардейского экипажа. Нашла кому доверить опеку над Павлом Георгиевичем в первом большом плавании. Уж я насмотрелся на этого попечителя. В первом же порту, Варне, Эндлунг разрядился павлином - в белый костюм, алую жилетку, звездчатый галстук, широченную панаму - и отправился в непотребный дом, ну и его высочество, тогда еще совсем мальчика, потащил с собой. Я попробовал вмешаться, а лейтенант мне: "Я обещал Екатерине Иоанновне, что глаз с его высочества не спущу, куда я, туда и он". Я ему говорю: "Нет, господин лейтенант, ее высочество сказали: куда он, туда и вы". А Эндлунг: "Это, Афанасий Степа-ныч, казуистика. Главное - мы будем неразлучны, как Аяксы". И протащил-таки юного мичмана по всем вертепам, до самого Гибралтара. А после Гибралтара до Кронштадта оба, и лейтенант, и мичман, вели себя смирно и даже на берег не сходили - только по четыре раза в день бегали к доктору делать спринцовки. Вот каков наставничек. От этого Эндлунга его высочество очень переменился, просто не узнать. Я уж и Георгию Александровичу намекал, а он только рукой махнул: ничего, мол, моему Полли такая школа только на пользу, а Эндлунг, хоть и балбес, но зато хороший товарищ и душа нараспашку, большого вреда от него не будет. На мой же взгляд это называется пускать козу в огород, если употребить народное выражение. Я Эндлунга этого насквозь вижу. Как же - душа нараспашку. Благодаря дружбе с Павлом Георгиевичем и вензель на погоны получил, а теперь еще и камер-юнкера. Это же неслыханно - такое почтенное придворное звание какому-то лейтенантишке! Оставшись одни, молодые люди затеяли играть в безик на исполнение желаний. Когда я заглянул в купе, Павел Георгиевич позвал: - Садись, Афанасий. Сыграй с нами на "американку". Продуешься - заставлю тебя сбрить твои драгоценные бакенбарды к чертовой матери. Я поблагодарил и отказался, сославшись на чрезвычайную занятость, хотя никаких особенных дел у меня не было. Не хватало еще играть с его высочеством на "американку". Да Павел Георгиевич и сам отлично знал, что партнера из меня не выйдет - просто шутил. В последние месяцы появилась у него эта обескураживающая привычка - надо мной подшучивать. А всё спасибо Эндлунгу - его влияние. Сам Эндлунг, правда, с некоторых пор поддевать меня перестал, но Павел Георгиевич все никак не остановится. Ничего, его высочеству можно, я не в претензии. Вот и теперь он сказал мне с самым строгим видом: - Знаешь, Афанасий, феноменальная растительность на твоем лице вызывает ревность неких влиятельных особ. К примеру, позавчера на балу, когда ты стоял у, дверей такой важный, с раззолоченной булавой и бакенбарды на обе стороны, все дамы смотрели только на тебя, а на кузена Ники никто и не взглянул, хоть он и император. Надо, надо тебя обрить или хотя бы остричь. На самом деле моя "феноменальная растительность" не представляла собой ничего из ряда вон выходящего: усы с подусниками и бакенбарды - возможно, пышные, но не чрезмерные и уж во всяком случае содержавшиеся в достойном виде. Такие же носил и мой отец, и мой дед, так что ни бриться, ни стричься я не намеревался. - Ладно тебе, Полли, - заступился за меня Эндлунг. - Не мучай Афанасия Степановича. Ходи-ка лучше, твой черед. Видно, все-таки придется объяснить про мои отношения с лейтенантом. Тут ведь своя история. В первый же день плавания на корвете "Мстислав", как только вышли из Севастополя, Эндлунг подстерег меня на палубе, положил руку на плечо и сказал, глядя наглыми, совершенно прозрачными от выпитого при проводах вина глазами: - Что, Афоня, лакейская душа, швабры распустил? Бризом разметало? <Мои бакенбарды от свежего морского ветра и в самом деле несколько растрепались - в дальнейшем мне пришлось на время путешествия их немного укоротить. |
