«Вправду ли его можно назвать здоровым, это соревнование?», — подумал Дов.

— Перестань! — прокричала Пиц, еще крепче прижав к себе братишку. — Оставь нас в покое! Нам было так весело, пока не пришла ты и все не испортила!

— Пришла? — искренне изумилась великанша. — Вот глупенькие, да разве вы не заметили, что я все время была здесь? А кто же, как вы думаете, подарил вам эту чудесную страну, даже не узнав, заслуживаете ли вы такого подарка? Кто может отнять это все у вас в мгновение ока? Ты очень плохая девочка, Пиц. Л вот твой братик так себя не ведет. Он улыбается!

Дов был не на шутку озадачен. Он знал, что великанша лжет. Он вовсе не улыбался, и все-таки... наверное, было бы лучше поступить так, как она сказала. И он изобразил улыбку № 1 — простую, бесхитростную, солнечную модель, которая послужила основой для всех последующих разработок в его репертуаре фальшивых приветливых гримас. Пиц посмотрела на него, как на предателя.

— Дов — хороший мальчик. Одно очко в пользу Дова, — объявила великанша.

Пиц свирепо ополчилась против брата.

— Почему ты ей помогаешь? — требовательно вопросила она.

Дов попытался объяснить. Эдвина была такая большая, такая могущественная. Ей было под силу управлять всем-всем в их жизни, разве Пиц этого не видела? Разве не лучше было подольститься к ней, чем пытаться с ней сражаться? Они такие маленькие, они могли только проиграть в этой битве.

Он попытался — но не смог найти слов, поэтому изобразил улыбку № 2 и попробовал с ее помощью добиться понимания сестры. Ее понимание было ему так нужно, а еще ему были нужны ее всегдашние поддержка и защита. Она была сильнее него и умнее, и он любил...

«Я люблю ее? Я люблю Пиц?!»

Дов был настолько шокирован пониманием этого, что улыбка сошла с его лица и сползла за край огромной ручищи Эдвины. Дов долго провожал ее взглядом — до тех пор, пока она не упала на землю и не разбилась. Он прижал ладошки к тому месту, где у него должны были находиться губы, но нащупал только гладкую кожу. В глубине его души родился крик, но вылететь наружу не смог. Отголоски крика звучали у него в голове, бились изнутри о череп, в отчаянии искали выхода, но не находили.

Сквозь пелену паники и боли до него донесся голос матери:

— Ты только посмотри, как хорошо себя ведет твой братик, какой он тихий и спокойный. Тихий — это значит послушный. Почему же ты не можешь быть такой, как он? Он не злится все время, как ты, он веселый. Неудивительно, что у него есть друзья, а у тебя нет. И никогда у тебя друзей не будет, пока ты не станешь такой же, как он.

Как раз перед тем, как голова у него треснула, он услышал, как Эдвина сказала:

— Два-ноль в пользу Дова.

Идиллический луг из мира сна исчез. На его месте заклубился туман, заметались тени. Дов ничего не видел, но слышал звон металла и понимал, что звенят те самые цепи, к которым подвешены чаши гигантских весов. Цепи стонали и клацали где-то, оставаясь невидимыми. Шум, производимый ими, был почти оглушительным, и все же Дов каким-то образом различал и другой звук — звук чьих-то шагов позади. Он не смог бы объяснить, откуда ему было известно, что это шаги Пиц, но он точно знал, что это так. Это тоже было частью безумной логики сновидения.

Он ужасно жалел о том, что видит хуже, чем слышит, и потому никак не может разглядеть сестру. По звуку казалось, что она не так уж далеко. Дов понимал, что скучает по ней, что, будь она рядом с ним, он бы даже не был против темноты. Вместе они могли бы придумать план, найти способ, как помочь друг другу удрать из этого ужасного места, если бы только!.