— Нам сказали, что лучше вас здесь дожидаться. Ну, Рейчел, как у Эйлин дела?

— Неважно.

— Мамочка, тут есть туалет? Меня тошнит.

— Господи помилуй! — Рейчел взяла дочку за руку и быстро повела в туалет в конце зала.

— Рейчел, мне с вами пойти? — крикнула вслед Дора.

— Не нужно. Ты лучше наш багаж получи, ты ведь знаешь, какие у нас вещи. А мы уж как-нибудь справимся.

На счастье, в туалете никого не оказалось. Рейчел подвела дочь к кабинке, порылась в сумочке, отыскивая двадцать пять центов (пока не бросишь монетку, кабинку не открыть), и с облегчением увидела, что на трех кабинках замки сорваны. Над одним красовалась надпись, сделанная гримерным карандашом: «КАКОЙ УБЛЮДОК ПРИДУМАЛ ТАКИЕ ТУАЛЕТЫ?»

Рейчел распахнула дверцу — Элли стонала, держась за живот. Позывы были сильные, но девочку так и не вытошнило, очевидно, виной всему — разгулявшиеся нервы.

Когда Элли полегчало, Рейчел подвела ее к умывальнику, ополоснула ей лицо. Девочка была смертельно бледна, под глазами появились темные круги.

— Элли, что случилось? Разве нельзя объяснить?

— Я и сама не знаю. Просто, ЧТО-ТО случилось, что-то плохое. Еще когда папа сказал, что мы уезжаем. С ним что-то плохое.

ЛУИС, ТЫ ЧТО-ТО СКРЫВАЕШЬ? Я ЖЕ ВИЖУ. ДАЖЕ ЭЛЛИ ПОНИМАЕТ.

Странно. И Рейчел весь день сама не своя, словно ждет беды. Такое напряженное и нервное ожидание бывало у нее за день-два до месячных. То готова засмеяться, то — заплакать, то вдруг откуда ни возьмись — мигрень. Внезапно нападает, так же внезапно отпустит.

— Что, что плохое-то? — спросила она, глядя в зеркало на дочь.

— Не знаю, — повторила Элли. — Мне снилось что-то про Гейджа… Или про Чера. Не помню… Не знаю.

— Ну-ка, детка, расскажи все, что снилось.

— Будто я на Кошачьем кладбище. Меня туда привел Паксо и сказал, что скоро придет папа и случится что-то страшное.

— Паксо? — Рейчел пронзил безотчетный страх. Кто это? И почему имя кажется ей знакомым? Может, слышала где? Но сейчас ни за что не вспомнит. — Значит, какой-то человек по имени Паксо привел тебя на Кошачье кладбище.

— Да, так его звали. Он сам сказал. А еще… — Глаза у девочки выпучились.

— Ну, что же еще?

— Он сказал, что послан предупредить, но ВМЕШАТЬСЯ не может. Он сказал, что… будто… он рядом с папой потому, что папа когда-то присутствовал при… не помню. Не помню! — И она расплакалась.

— Солнышко мое, тебе приснилось Кошачье кладбище, потому что ты вспоминаешь Гейджа. А с папой ничего не случилось. Ну, все прошло?

— Нет, — прошептала девочка. — Мне страшно, мамочка. А тебе?

— Не-е, — решительно покрутила головой Рейчел и улыбнулась. Хотя страхом полнилась душа, и таким зловеще-знакомым казалось имя. Паксо… Месяцы, а может, и годы тому назад слышала она похожее имя. С ним связано что-то ужасное, и с тех пор ужас так и гнездится у нее в душе.

Что-то — не понять что — вот-вот произойдет, появится на свет. Что-то ужасное, чего нельзя допустить. Но что? Что?

— Все в порядке, не волнуйся, — сказала она дочери. — Хочешь, пойдем к дедушке с бабулей?

— Хочу, — безразлично ответила та.

В женский туалет вошла пуэрториканка с крохой сыном, за что-то его отчитывая. Большое пятно расползлось у него спереди на расписных шортах. Рейчел сразу больно кольнуло воспоминание о Гейдже, она замерла как вкопанная. И враз перестали саднить душу последние волнения — будто новокаин ввели.

— Пошли. Папе позвоним, когда домой к дедушке приедем.