Ведь она первый день на работе. Да, не очень-то приветливо встретил их мир медицины. По ковру около разбитой головы парня расползлось бурое пятно. Слава Богу, перестала сочиться внутричерепная жидкость.
— На Кошачьем кладбище… — прохрипел парень и… улыбнулся. Жуткая улыбка, сродни той, что исказила лицо одной из санитарок.
Луис выжидательно глядел на парня, не понимая, точнее, отказываясь понять, что тот сказал. Наверное, ему послышалось. ПРОСТО Я ПОДСОЗНАТЕЛЬНО СЛОЖИЛ ЕГО ЗВУКИ В ЗНАКОМЫЕ СЛОВА, СПРОЕЦИРОВАЛ НА СОБСТВЕННЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ, убеждал себя Луис. Но не прошло и минуты, как он понял, что все совсем не так. Его вдруг пронзил ужас, необъяснимый животный страх. По всему телу побежали мурашки, именно побежали — по рукам, по ногам, по животу. Но даже сейчас он не верил тому, что услышал. Да, вроде бы запекшиеся губы умирающего прошептали, а чуткое ухо Луиса уловило знакомые слова. Значит, снова принялся убеждать себя Луис, у меня начались и слуховые, и зрительные галлюцинации.
— Что, что ты сказал? — повторил он.
На этот раз отчетливо, хотя изменившимся голосом, похожим на лепет попугая или ученой вороны, парень проговорил:
— Кошачье кладбище… это вовсе не кладбище.
Взгляд все так же устремлен в пустоту, зрачок — в кровавом кольце, губы шевелятся, как у выброшенной на берег рыбы.
Ужас снова схватил Луиса холодными лапищами, сжал теплое, живое сердце. Все крепче и крепче. Вырваться бы из этих тисков, убежать, не видеть кровавой, говорящей головы на ковре в приемной лазарета.
Луис никогда не был подвержен ни религиозной мистике, ни суевериям и все же сейчас оказался совсем не готовым к такому… Он даже не знал, как назвать это.
Противясь желанию убежать, унести подальше свою измученную душу, он наклонился еще ниже к умирающему.
— Что, что ты сказал? — переспросил он.
Улыбка, мертвая, ужасная улыбка в ответ.
— Земля там ровно камень, но сердце человеческое еще тверже, Луис, — прошептал парень. — И каждый взращивает в нем, что может… и заботливо… возделывает…
ЛУИС — мелькнуло в голове у доктора, сначала без всякой связи, потом: ГОСПОДИ! ОТКУДА ОН ЗНАЕТ МОЕ ИМЯ?
— Кто ты? — дрожащим голосом спросил Луис. — Кто ты?
— …индейцы… оживят мое тело… Держись подальше… Берегись…
Парень захрипел, и на Луиса будто дохнуло смертью: не залечить внутренние переломы и разрывы, не заставить сердце биться, все идет к концу.
— Что-что? — Луис даже легонько тряхнул парня за плечи.
— А-а-а-а, — простонал тот, и у него начались предсмертные судороги. Но вот он будто напрягся и замер. Лишь взгляд вдруг сделался осмысленным, казалось, он искал глаза Луиса. Потом сразу все кончилось. От тела пошел неприятный запах. Луис еще надеялся, что парень заговорит, он просто обязан заговорить! Но взгляд остановился, глаза начали стекленеть. Парень скончался.
Луис откинул голову, расправил плечи, не замечая, что брюки и рубашка прилипли к телу — так он вспотел. Он закрыл глаза, и мрак, точно большим крылом, укрыл его. Голова кружилась, его мутило. Сообразив, в чем дело, он отвернулся от мертвого, наклонил голову, сунул ее меж колен, большим и указательным пальцами левой руки залез в рот и крепко, до боли надавил на корень языка…
…Через несколько секунд голова прояснилась.
13
Комната наполнилась народом, точно актерами, дождавшимися выхода на сцену. Луису все виделось как в полусне, он не знал, что делать, куда идти — в курсе психологии описываются эти ощущения, но сам он их никогда не испытывал и сейчас испугался. Наверное, так же чувствует себя наркоман, принявший большую дозу ЛСД.
И ВЕСЬ ЭТОТ СПЕКТАКЛЬ РАЗЫГРЫВАЕТСЯ ДЛЯ МЕНЯ, подумал он. |