Тем не менее явление существовало. Четыре дня потребовалось рябинникам в таких количествах, каких мы не видели никогда прежде, чтобы очистить наши края. «То призрак долгой, суровой зимы», – глубокомысленно сказал старик Адамс. И долгая, суровая зима действительно наступила – хотя и не сразу. Снега не было до Рождества. Вот почему в тот год у нас не было рождественской елки. За неделю до Рождества выдался такой прекрасный солнечный денек, что мы вывели свой статусный символ прогуляться после полудня по землям лесничества. В это время года Государственная комиссия Великобритании по лесному хозяйству организует ночное патрулирование, чтобы предохранить лес от ватаг, приезжающих из города на грузовиках воровать деревья большими партиями, с тем чтобы продавать их на предрождественском рынке. По выходным лесники патрулируют также и в дневное время, чтобы бороться с семейными компаниями, которые выехали покатать на машине бабушку и которые, если за ними не следить, склонны возвращаться обратно так, что бабушка с невинным видом сидит на ворованной елке, спиленной садовой пилой.

В тот день Аннабель, которая обычно свободно бежит рядом с нами, как собака, первую половину пути шла в недоуздке. В школе верховой езды как раз проходили занятия на свежем воздухе, и мы боялись, что ослику придет в голову поиграть с лошадьми, в результате чего люди посыплются наземь во все стороны. Впрочем, с наездниками мы уже встретились некоторое время назад и, следуя своему обычному ритуалу, повернули Аннабель мордой к дереву, тем временем как инструкторша спешной рысью, словно отряд американской кавалерии, провела своих подопечных мимо в надежде, что лошади осла не заметят. Случившееся произошло незадолго до того, как мы сняли с Аннабель недоуздок, и Аннабель была еще раздражена.

Поэтому она плелась сзади, чтобы нам показать.

Поначалу мы не беспокоились. Она всегда нас догоняла, раньше или позже. Затем стало темнеть, и мы решили, что, пожалуй, лучше ее подзовем. Она не любила оставаться одна, когда стемнеет, и могла последовать за одним из патрульных, которые все это время проезжали мимо нас через регулярные интервалы времени.

Чарльз пошел за ней назад, тогда как я осталась стоять, лениво поигрывая недоуздком и любуясь пейзажем. Несколько секунд спустя мимо меня проехал очередной лесной патруль, странно ко мне приглядываясь. Только тогда до меня дошло, насколько подозрительно я должна выглядеть – торчу там в сумерках, разглядывая плантацию елей, и помахиваю чем-то очень похожим на веревку, принесенную, чтобы утащить домой зеленую красавицу.

Я вяло пожелала дозорному доброго дня и, когда он проехал мимо, пошла за ним, надеясь повстречаться с Чарльзом и Аннабель и таким образом доказать, что я слоняюсь по лесу не с преступными намерениями. Увы, когда я завернула туда, где они должны были быть, там не оказалось никаких признаков ни того, ни другой. Я сразу же догадалась, где они находятся. Прямо за углом был заброшенный коттедж, принадлежащий лесничеству. Когда в нем жили люди, Аннабель всегда ставила нас в неловкое положение, если мы забывали первым делом надеть на нее недоуздок, потому что вбегала через заднюю калитку коттеджа и галопом носилась по чужому саду. Конечно, она не проделывала этого уже давным-давно, но я была уверена, что именно там она сейчас находится и что Чарльз, не осознавая, как подозрительно это выглядит, скрылся там вслед за ней.

Я позвала его – чуть не до безумия напугав патрульного лесничего, не подозревавшего, что я нахожусь у него за спиной. Примирительно объяснила, что мой муж пошел назад, поискать нашего осла, и теперь они оба пропали. Очевидно, они в саду при коттедже, и лучше я войду туда и поищу их.

«Я вижу какого-то парня, который снует туда-сюда по саду, – был ответ патрульного, – но я не вижу никакого осла». Я тоже не видела никакого осла, пока – вопя Чарльзу что есть мочи и не получая в ответ ни единого звука, что выглядело еще более подозрительно, – не завернула за коттедж.