|
Это его любимое высказывание, причем обычно оно – на манер глубинной бомбы – гарантированно запускает в движение все, что можно. И конечно же, не успел он это произнести, как раздался звук ужасающей кошачьей драки, и из-за угла прямо на лужайку вылетело нечто вроде большой меховой кометы. Оно двигалось так быстро, что мы не могли разглядеть составлявшие ее компоненты, но у нас не было сомнений в том, из кого она состоит. Мы вскочили и принялись прыгать по клумбам, крича во все горло: «Соломон!», чтобы дать ему знать, что помощь близко, и надеясь, что Бутч не успеет побить его слишком сильно, прежде чем мы подоспеем. И вдруг комета остановилась. В ней действительно был Бутч – съежившийся, пристыженный Бутч, прижимающийся головой к земле, чтобы избежать молотящих его лап. Но его противником – мы чуть не упали, когда это поняли, – был не Соломон. Это была Шеба. Видимо, захваченная в момент принятия солнечных ванн во дворе и полная решимости до конца защищать свою добродетель. На наших глазах она оттянулась назад, навесила ему на нос хук справа, и Бутч исчез за калиткой.
Шеба же утекла в дом, чтобы взвесить свой позор. Соломон явился так проворно, как только лапы принесли его с огорода, и стал справляться, в какую сторону сбежал враг и что именно натворил. При этом он с интересом принюхивался к Шебе. Казалось бы, они должны были радоваться, если после этого Бутч не захочет омрачать своим присутствием наш двор. Но нет; полчаса спустя Шеба, очевидно, решив в зрелом размышлении, что Бутч делал ей комплименты, вышла, елейно мурча, во двор из кухонной двери, прошла к изгороди и уселась на столбик задней калитки – на тот случай, если он захочет увидеть ее снова. Более того, всякий раз после этого слыша в отдалении фальцет Бутча, она вместо того, чтобы бежать в дом за спасением, чуть не опрокидывалась, стараясь так встать на столбике и так выгнуть шею в сторону переулка, чтобы его увидеть. А тем временем Соломон сидел вечер за вечером в открытом проеме ворот, поджидая, когда Бутч пройдет мимо. Он жаждал с ним сразиться и громко жаловался всякий раз, как мы с ним заговаривали, что Шеба, мол, как обычно, все испортила и он вообще не понимает, зачем мы ее держим. Вот так он сидел однажды вечером, глядя, как обычно, не в ту сторону, когда мимо шла мисс Веллингтон с собакой размером со слона. Пес, заметив Соломона, весело погнался за ним прямо по стеклянным укрытиям для растений. Мы в это время ужинали, и первое, что увидели из окна, было внезапное появление в переулке за нашей парадной калиткой мисс Веллингтон, которая, заламывая руки, что-то неразборчиво вопила. Когда мы открыли окно, то оказалось, что она причитает: «Это не мой пес! Это не мой пес!», и мы бросились на улицу, чтобы посмотреть, что произошло. Соломон находился на крыше дровяного сарая, и из лапы у него текла кровь. Пес же – мастифф, который, как впоследствии сообщил нам его хозяин, и мухи бы не обидел, но который, дурень, постоянно пытается играть с кошками, – стрелой улепетывал вверх по холму, словно за ним гнался дьявол. Ряд стеклянных колпаков для земляники был разбит вдребезги. И в довершение картины, по-прежнему заламывая руки и повторяя, что это не ее пес, стояла за забором мисс Веллингтон. Она-де взяла его на прогулку по доброте душевной. По той же причине спустила с поводка побегать. По словам старика Адамса, она бы по доброте спустила с поводка и верблюда в Сахаре, будь у нее такая возможность, и слава Богу, что ее не было в экспедиции Лоуренса Аравийского. И вот мы уже опять звоним в неурочный час ветеринару, чтобы сообщить, что с Соломоном произошел несчастный случай, и не могли бы мы немедленно его привести? Мистер Харлер был очень мил. Назвал Соломона «бедным маленьким парнишкой» и сказал, что сейчас сделает на нем пару стежков. И когда он закончил – а мы с Чарльзом тем временем держали Соломона, и наш бедный толстячок умоляюще глядел на нас, прося, как всегда, заверений, что мы его тут не бросим, – честное слово, он был как новенький… «Странно, не правда ли, – задумчиво произнес мистер Харлер, – что именно ваша компания всегда попадает в беду и всегда в такое своеобразное время?» На самом деле Соломон ничуть не больше жаждал его увидеть, чем он Соломона. |
