Изменить размер шрифта - +
– Может статься, он играет в «двадцать одно». И если Ему не хватает в рукаве нужного туза, Он создает его себе – сперва рукав, потом туза. Таким образом, вероятность выпадения двадцати одного превосходит статистически правдоподобную. Джехана, да уймись ты, я не богохульствую! Я же не говорю, что Бог – мошенник. Нет. Он создал Правила Игры. И ныне продолжает их создавать. Это дает ему несомненное преимущество над бедолагами физиками, которые соображают слишком медленно. Мы все равно что крестьяне – смотрим за ловкими фокусами того, кто может оказаться равно гением и шарлатаном.

Джехана задумалась над этой метафорой.

– На Сольвеевском конгрессе Бор предложил принцип дополнительности. Что, пока электрон не обнаружен прибором, он ведет себя как волна, а потом волновая функция – р-раз! – коллапсирует, и мы уже знаем, где он находится. И теперь уже электрон ведет себя как частица. Эйнштейну это тоже не понравилось.

– Это Божье шулерство, – пожал плечами Гейзенберг.

- Что же, священный Коран говорит: Они спрашивают тебя о вине имайсире. Скажи: «В них обоих – великий грех и некая польза для людей, но грех их – больше пользы».

- Забыть кости и карты? – улыбнулся Гейзенберг. – А какая же азартная игра позволительна в глазах Аллаха?

- Физика, – ответила Джехана.

Гейзенберг расхохотался.

 

- А знаешь ли ты, что Аллах воспрещает отнимать жизнь у человека, которого Он сотворил?

- Да, о мудрейший.

- Знаешь ли ты, далее, что Аллах установил кару для нарушителей Его закона, возбраняющего отнимать жизнь у человека?

- Да, о мудрейший, я знаю.

- Тогда, дочь моя, расскажи, что побудило тебя отнять жизнь у этого несчастного мальчика.

Джехана разжала пальцы – окровавленный кинжал упал на брусчатку. Звонко стукнувшись о нее, он отлетел к ноге трупа.

- Я праздновала Ид-эль-Фитр, – начала она. – Этот юноша пошел за мной. Я напугалась. Он начал делать всякие грязные жесты и говорить о недозволенном. Я пустилась бежать, но он последовал за мной. Он сгреб меня за плечи и прижал к стене. Я пыталась вырваться, но не могла. Он смеялся надо мной и бил раз за разом. Он протащил меня по самой узкой улице, где некому было нас увидеть. Он приволок меня в это гнусное место. Он сказал, что обесчестит меня, и подробно описал, как именно. Тогда я нашарила под одеждой кинжал, который мне дал отец, и ударила его. Всю ночь я молила Аллаха о прощении, ибо содеянное мной ужаснуло меня даже более, чем то, что намеревался сотворить со мной этот юноша.

Рука имама дрожала, когда он касался ею щеки Джеханы.

- Аллах всеведущ и милосерден, дочь моя. Позволь мне проводить тебя в твой дом и облегчить терзания сердечные твоих родителей.

Джехана упала к его ногам.

- Благодарение Аллаху, – пробормотала она.

- Слава Аллаху! – откликнулись в унисон имам, полицейский и кади.

Спустя более чем десять лет Джехана рассказала эту историю своим дочерям. Но в те дни дети уже не слушали предупреждений взрослых, так что сыновья и дочери Джеханы все равно натворили много глупостей.

И, наконец, даже в узкий переулок, где притаилась Джехана, прокрался рассвет. Ей страшно хотелось спать, она проголодалась. Она встала и сделала несколько шагов. Все мышцы затекли, сердце колотилось так, что в ушах отдавало. Чтобы не упасть, Джехана оперлась рукой на стену переулка. Медленно подобравшись к выходу из него, она высунула голову за угол и осмотрелась.

Никого.

Ни слева, ни справа насильника видно не было.

Джехана для верности подождала, пока появятся первые прохожие, спешащие к делам нового дня. Потом снова спрятала кинжал в рукаве и выскользнула из переулка.

Надо было возвращаться домой, помогать матери готовить завтрак.

Быстрый переход