Словом, начинался самый обычный день.

Глава первая

«Бодрящий утренний бабах»

— Бах-бабах!

Папа в ужасе отпрянул от уроненного им стула и угодил локтем в кастрюлю, стоявшую на плите. Кастрюля, повинуясь закону всемирного тяготения, устремилась вниз, папа поддал её тапком и подхватил уже у самого пола. Но крышка всё-таки свалилась и весело забренчала:

— Блям-блям-блям!

«Пора вставать», — подумала бабушка и проснулась. Она каждое утро пробуждалась от какого-нибудь папиного «бабаха». Папа поднимался на работу раньше всех и тихо, чтоб никого не побеспокоить, прокрадывался на кухню. Кухня была маленькая, а папа большой. Поэтому папа в ней не помещался и обязательно натыкался на что-нибудь увесистое. Оно падало с громким «бабахом», и это был сигнал для бабушки, что пора всех будить, кормить, одевать и выпихивать из дому. Тридцать-сорок минут в доме царил бедлам с вырыванием друг у друга носков и швырянием стаканов и портфелей. Потом наступала благословенная тишина: папа убегал на работу, мама — на лекции, близнецы Ева и Антон — в школу. У бабушки оставалось несколько минут покоя до пробуждения Митяя.

Митяй был исключительно порядочный человек одиннадцати месяцев от роду. Его порядочность заключалась в том, что с самого рождения он по ночам спал, а не орал, как большинство младенцев. За это его глубоко уважала вся семья. Потому что больше Митяя уважать было не за что. Остальные его таланты — умение засунуть за плинтус мамину серёжку, проглотить железный болтик и разорвать на четыре длинные полоски Евину контрольную по алгебре — популярностью не пользовались.

Пока в доме бушевала утренняя неразбериха, всё падало, гремело и орало, Митяй из вредности спал. Едва только наступила тишина и бабушка расслабилась, Митяй из вредности проснулся. Он выполз из кровати и на четвереньках пошлёпал на кухню. Он вообще-то умел ходить и на двух ногах, но на четырёх получалось быстрее и устойчивее.

— Дай! — сказал Митяй, заглядывая в кухню. Он умел говорить только три слова: «дай», «мама» и «бух», а больше учить не хотел, потому что очень лихо обходился этими тремя. Остальные слова русского языка были явно лишние. После некоторых диктантов близнецы были готовы с ним согласиться.

Бабушка встала, чтобы положить кашу в Митяеву тарелочку… и тут раздался звонок.

— Бух, — сообщил Митяй, на случай, если бабушка не расслышала. Но бабушка уже побежала открывать, боясь, что кто-то из детей забыл какую-нибудь тетрадку.

На пороге стояла соседка тётя Олечка с кошкой на руках.

— Представляете, какой ужас, — сказала она. — Пришла телеграмма, Милочка сломала руку и совершенно беспомощна. Я еду за ней ухаживать. Нельзя ли оставить у вас кошку до вторника? Во вторник приедет Анечка, и я вернусь домой.

Милочкой звали сестру тёти Олечки, она жила в Челябинске, а Анечка была племянница, она училась в Москве в университете.

— Конечно, оставляйте, — махнула рукой бабушка. — Нас тут много, одним больше, одним меньше… Чем её кормить?

— Да чем угодно, — обрадовалась тётя Олечка. — Мурочка у меня не балованная, всё кушает: и рыбку, и мясо, и колбаску… хоть бананы. Я вам так благодарна, так благодарна!

И она сунула кошку бабушке и убежала, пока бабушка не передумала.

— Н-да, — задумчиво сказала бабушка, обращаясь к кошке. — Моя семья всё увеличивается и увеличивается.