И Шерфорд с непонятной Пат тоской посмотрел куда-то в набегающие волны прилива.

Вскоре это немножко странное приключение забылось, но сейчас, после того, как в голосе Стива откровенно, как никогда, прозвучали нотки беспокойной заботы о ней, Пат вдруг ясно представилось, от чего он спас ее тогда…

Она и не заметила, что, размышляя подобным образом, все еще держит телефонную трубку в руке. Пат положила трубку на рычаг, и телефон тут же взорвался возмущенным звонком.

– Боже, неужели вы так долго делитесь впечатлениями о назначении в нашу «Шапку»? – Звонила Кейт Урбан, режиссер «Шапки», сорокалетняя одинокая дама, сумевшая за полгода из замухрыжистой передачи с расхожим набором народных песенок сделать стильное обозрение, из которого едва ли не каждая пятая песня становилась хитом. Стив знал, куда ее поставить. – Не будете ли вы столь любезны, Патриция, чтобы спуститься к нам в «троечку» и познакомиться поближе. Мы не привыкли терять время зря.

И уже после обеда Пат в костюме канадской фермерши улыбалась перед камерой, за которой стоял добытый режиссершей в вечное пользование лучший оператор павильонных съемок.

– Дамы и господа! «Музыкальная Шапка» телевидения «Гранада» знакомит вас с лучшими исполнителями кантри-мьюзик. «Музыкальная Шапка» уверена, что с нами вы почувствуете себя так, будто каждая звезда пришла прямо к вам домой. Сегодня у нас – и у вас – в гостях несравненная Мэри Чапин с «Ковбой, забери меня с собой!» и «Папа не хочет продавать нашу ферму».

В это время Мэтью проходил паспортный контроль на бельгийской таможне.

* * *

Следующие несколько дней Пат пропадала на студии с утра до вечера. Работы оказалось много, но самое главное – она просто влюбилась в Кейт Урбан. Кейт очень высоко ценила себя и умела заставить работать любого, не тратя ни лишних слов, ни лишнего времени. Будучи режиссером, что называется, от Бога, она не только генерировала идеи – таких людей на студии было немало, и существовал даже целый «мозговой штаб», проекты которого доводились до реализации другими сотрудниками, – идеи рождались у нее в голове уже готовыми к осуществлению. Для Пат Кейт оказалась настоящим кладезем, и в два-три дня девушка, вообще склонная к подражанию, стала даже говорить, подражая грассирующему французскому «р» Кейт.

Пат нравились и ее холодная стильность, и полная раскованность пластики, и та отстраненность, с которой Кейт держалась с людьми, и особенно с мужчинами.

Они пили свой двенадцатичасовой кофе в «синем» кафе. Все кафе телецентра были расписаны в разные цвета и назывались соответственно.

– В «цыпленке», в пять.

– Сегодня Лила заболела, кофе дрянь, в «корриду» не ходи.

– Девочки, девочки, в «синюхе» сам Джон Андерсен! – только и слышалось в лабиринтах телецентра.

Кейт ленивым, но точным движением длинного без всякого маникюра пальца стряхивала пепел в пустую чашку.

– Как вам удается быть такой… совершенной? – не выдержала Пат, всегда с радостью принимавшая чужие достоинства.

Кейт ласково посмотрела на девушку, и улыбка тронула ее твердые яркие губы.

– Видите ли, Патриция, все, что для этого надо, – это почувствовать запах времени. Ведь у каждого времени – свой запах. Можете себе представить, как пахнут розовые лепестки, пролежавшие в какой-нибудь шкатулке лет двадцать?

– Да, – улыбнулась Пат, тут же вспомнив мамину сандаловую шкатулку, привезенную прадедушкой из Индии. В ней хранились венчальные свечи родителей, и, когда девочка открывала ее, в воздухе расплывался слабый аромат, рождавший, однако, целый рой смутных образов и неуловимых воспоминаний.