– Доброе утро, Стиви, поздравляю тебя! Но лицо Стива сложилось вместо широкой улыбки в какую-то болезненную гримасу.

– А главное – тебя. Джанет – чудо. Но… ты прости, что в такой день я вынужден говорить о вещах совершенно другого толка. – Стив, как человек, не признающий обмана в делах, затрагивающих самую суть каких бы то ни было отношений, и сейчас не хотел ни минуты обманывать никого из них троих. – Пат, вышло так, что нам с тобой надо разойтись. Я люблю…

– Жаклин! – На мгновение черная пелена ненависти застлала глаза Пат: эта девочка, когда-то принесшая ей черную весть о смерти единственного, кого она любила! А теперь она же отнимает у нее и мужа! Ее мужа, и сотой доли достоинств которого она не понимает и никогда не сможет оценить. Мужа, который выстрадан ею, Патрицией, за эти порой бывавшие невыносимыми тринадцать лет. Мужа, без которого Джанет станет для нее совсем чужой и далекой…

– Да. И это, как ты понимаешь, не интрижка и не порыв страсти. Она взяла меня всего, как может поглотить человека природа – нерассуждающе и слепо.

– Вот именно – нерассуждающе. – Губы Пат скривились в презрительной усмешке. – Я говорила тебе с самого начала, что она превратилась в настоящее животное. Безусловно, это очень сексапильно, но надолго ли тебе хватит этого, Стиви?

– Послушай, Пат, я пришел сюда говорить не о Жаклин, а о нас с тобой. Почему ты так злишься? Ведь ты никогда не любила меня. И не позволила мне полюбить тебя. Мы могли быть удачными любовниками и настоящими друзьями, но любовь? Согласись, это все-таки другое.

– В таком случае, с твоей стороны изначально было подло предлагать мне брак, зная, что в любой момент, когда придет ваша так называемая любовь, ты сможешь променять меня на первую попавшуюся встречную.

– Но, во-первых, я предложил тебе брак из самых лучших намерений, и жизнь подтвердила мою правоту…

– Ты знаешь, Стиви, что вымощено лучшими намерениями… – прошептала Пат, опустив голову, но уже успокаиваясь. Она внезапно поняла, что развод – это именно тот шаг, который, как бы он ни был тяжел, может и должен повернуть ее жизнь в новое, несравнимо более плодотворное русло.

– Я знаю. Но знаешь и ты: Джанет осталась жива, ты сама стала полноценным талантливым человеком, ты сумела реализовать свои способности. А во-вторых, разве все эти годы, увлекаясь и заводя романы, я хоть на минуту допустил мысль оставить тебя? Дружба с женщиной – великий дар, который дается редко и редким… Променять его на постель, пусть даже самую упоительную – глупо. Но пойми, Пат, сейчас это не постель, это любовь. Это та женщина, которая завершает для меня цельность мира…

– Хватит, Стив. Разумеется, мы разойдемся. У меня нет комплексов, которые стоило бы прятать за положением замужней женщины, у меня нет финансовых проблем, мне не надо детей. Джанет, слава Богу, далеко, чтобы на нее как-то отрицательно мог повлиять наш развод. И все, что с ним неизбежно связано… А грязи прольется много, ты сам понимаешь. И, боюсь, эта грязь доплеснется до Ноттингема раньше, чем мы поставим девочку перед фактом.

– Может быть, я сделаю это сам? И чем раньше, тем лучше?

– Нет. Пусть она поживет в счастливом неведении как можно дольше. А на Рождество я поеду туда и все объясню ей.

– Надеюсь, ты не станешь упоминать о Мэте?

– Зачем? Это не принесет ей счастья. Счастье! После ухода Стива Пат почти физически чувствовала на губах это странное слово. Неужели счастье – это жизнь день изо дня рядом с человеком, пусть все понимающим, но – не любящим?! Она горько рассмеялась.