Гнев, охвативший меня из-за того, что Лоррен — как бы между прочим! — жестоко обошлась с бедной полубезумной миссис МакАлистер, не обладал, конечно, той же, давнишней, силой, но, пожалуй, почти приблизился к этой опасной черте, и мне это было крайне неприятно. И бесила меня именно несправедливость  подобного отношения, а не что-либо другое — именно то, что и Лоррен, и любой другой член персонала может тешиться уверенностью, что имеет полное право травить и запугивать нас, стариков, совершенно не боясь жалоб с нашей стороны.

Мы, впрочем, предприняли попытку пожаловаться на Лоррен — в тот же день, когда на вечернее дежурство пришла Морин, — к тому времени миссис МакАлистер, совершенно измученная, уже спала у себя в комнате, а Лоррен, естественно, вела себя исключительно хорошо. Крис, специально задержавшийся, чтобы подтвердить наш рассказ, имел вид крайне смущенный и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Лоррен преспокойно пила кофе на кухне для персонала, делая вид, что происходящее ее совершенно не касается. На ее обведенных контурным карандашом губах играла улыбка, и кромка кофейной чашечки была вся испятнана красно-коричневой помадой. Морин из-за конторки в вестибюле строго глянула на Лоррен и перевела взгляд на нас с Хоуп. На Криса она даже не посмотрела и ни слова не сказала по поводу его присутствия.

Мы сообщили, что произошло с миссис МакАлистер. Хоуп, как всегда, держалась спокойно и сухо излагала факты в лучшей своей, прохладно-деловой кембриджской манере, зато я сдержаться не сумела и высказала все свое возмущение.

— Это же просто подлость! — сказала я, глядя, как Лоррен на кухне продолжает преспокойно пить кофе. — Подлость и совершенно излишняя жестокость! Неужели Лоррен так важно, сидит миссис МакАлистер в вестибюле или у себя в комнате? Неужели ей трудно сделать старому человеку крошечное послабление?

— Мне кажется, вы просто недооцениваете все то, чем здесь вынуждена заниматься Лоррен, — упрекнула меня Морин.

— А чем таким особенным она вынуждена заниматься? — возмутилась я. — Да ведь она занимается делом, только когда вы поблизости и можете это увидеть. В остальное время она просто сидит в комнате отдыха, курит и смотрит телевизор.

Но эту тему Морин затрагивать не пожелала.

— Ну-ну, девочки, — она всегда обращалась с нами, как с малыми детьми — с этаким отвратительным, сладеньким превосходством. — Надеюсь, вы мне тут не собираетесь сказки рассказывать ? Вы же прекрасно знаете: если не можешь сказать что-нибудь хорошее , лучше вообще ничего не…

— Мы не в детском саду, — перебила ее Хоуп. — И никаких сказок мы не рассказываем. Это отнюдь не пустая болтовня, а жалоба.  И если угодно, мы можем изложить ее письменно.

— Ясно. — Выражение лица у Морин было такое, что мне стало абсолютно ясно, каковы на самом деле наши возможности и можем ли мы действительно пожаловаться кому бы то ни было из попечителей «Мэдоубэнк Хоум». — А что мистеру — э-э-э… — здесь понадобилось? — И она уставилась на Криса. — Что он  имеет мне сообщить?

Крис объяснил, что тоже случайно слышал весь разговор и считает поведение Лоррен не совсем разумным.

Морин слушала молча, не сводя с него сильно накрашенных, окруженных синими тенями глаз. Когда Крис умолк, она кивнула в знак того, что все поняла, и сказала:

— Хорошо. Предоставьте это мне. Не думаю, что впредь у вас будут возникать еще какие-то поводы для беспокойства.

***

Разумеется, она сказала неправду. Лоррен продолжала вести себя точно так же, оставаясь безнаказанной, — пожалуй, теперь она стала вести себя даже хуже, чем раньше.