Этажом ниже, в комнате, находящейся под моей спальней, есть кровать. Она достаточно высокая, но рядом, как пандус, разложены горы подушек и одеял, и Вельможа может с легкостью забираться по ним наверх и слезать. Его мир теперь ограничен — гостиная, с заходами в кухню и на маленькую плоскую крышу вне ее, и площадка этажом выше, где кота ждет коробка для нечистот.

Вельможа любит, чтобы его медленно и тщательно вычесывали, проводя гребнем по всему телу, потому что с той стороны, где ему отняли переднюю лапу, шерстка стала жесткой и спутанной. Он любит, чтобы его мяли и массировали и чтобы поглаживали вдоль позвоночника, от шеи до хвоста, причем твердой рукой. Я мою за кота ушки и глазки, потому что одной лапкой не очень-то вымоешься. А Вельможа лижет мне руку, она на пару секунд превращается в лапу, и я могу снова и снова тереть ему глаз этой облизанной рукой с той стороны, которую ему не достать, потому что его слюна, как наша, лечит и сохраняет глаз здоровым.

Иногда, слишком залежавшись на диване, Вельможа поднимается с трудом — все тело затекает, такое бывает и у меня, когда сижу долго и неподвижно, а потом он даже не хромает, только с трудом ползет, разочарованно мяукая, на другое свое место, где тепло батареи отогревает его старые кости.

Он, этот старый кот, не так уж плохо устроился даже с тремя лапами, и гости, входя в комнату, по-прежнему останавливаются и восклицают: «Ах, какой великолепный кот!» Но когда бедняга встает и ковыляет прочь, они замолкают, особенно если помнят его молодым, когда Вельможа горделиво выступал из комнаты или лежал на верху корзинки — куда ему больше не запрыгнуть, — скрестив небрежно перед собой передние лапы, покачивая свисающим хвостом, окидывая окружающих спокойным и таинственным взглядом.

Когда сидишь рядом с котом, которого хорошо знаешь, и кладешь на него руку, пытаясь уловить его биоритмы, так отличающиеся от наших, иногда он вдруг поднимет голову и ответит на твой взгляд тихим звуком, не таким, какие издает в других случаях, желая этим сказать, что понимает: ты стараешься проникнуть в его душу. Он смотрит на тебя своими глазами, которые постоянно адаптируются к меняющемуся освещению, и ты тоже смотришь на своего друга, легонько положив на него руку… Если кота по ночам мучают кошмары, значит, он может видеть и другие сны, такие же приятные и интересные, как мы. Может, сны уносят Вельможу в те места, которые я видела в своих снах, правда, его я там ни разу не встретила. Мне часто снятся коты, кошки и котята, я чувствую ответственность за них, потому что видеть во сне кота — всегда напоминание о своем долге. Кота надо накормить, предоставить ему убежище. Если у нас, у людей и котов, не один мир снов, а они скорее всего разные, то интересно, куда же тогда путешествуют коты во сне?

Вельможа любит спокойно посидеть рядом со мной. Но тут тоже все не так просто. Какой смысл усаживаться рядом с ним, если торопишься или думаешь о своих делах. Очень давно, когда Вельможа еще был котенком, я уяснила, что этот кот требует к себе полного внимания: он всегда чувствовал, что я мыслями унеслась куда-то, и не было смысла механически гладить его, если твои мысли где-то бродят, тем более не имело смысла брать книгу и читать. Как только я мысленно оказывалась не с ним, Вельможа тут же вставал и уходил: он хотел полностью занимать мои мысли. Если я садилась рядом с ним, то первым делом мне следовало расслабиться, выбросить из головы все заботы и волнения. Когда я достигаю этого состояния — и если у самого Вельможи тоже должное настроение, ничего не болит и не беспокоит, — тогда мой любимец тонко, деликатно дает мне понять: он знает, что я стараюсь проникнуть в его суть, суть кота, постичь его лучшие свойства. И тогда человек и кот — оба мы стараемся перейти ту грань, которая нас разделяет.