Тут она взглянула на тетушку Софию и воскликнула:

– Вы же тоже вместе со мной картины покупали!

– Какие картины, голубушка? Ничего я не покупала.

– Ну как же! – настаивала Глафира. – С животными! Я себе с лошадкой взяла, а вам с овечкой и коровками достались.

Супруг тетушки Софии так и покатился со смеху.

– Да висят у нас эти полотна! Самых подходящих животных жена себе выбрала. Корова и овца! Как раз по ней герои!

Но тут он что-то сообразил, смеяться перестал и взглянул на жену очень строго:

– Э! А что это получается, картины ты покупала? Мне ты сказала, что они тебе даром достались.

Теперь наступил черед веселиться Глафире:

– Кто же такие прекрасные картины просто так подарит! Ищите себе дураков в другом месте.

– Ну, одну дуру я уже нашел, – произнес Анатолий Андреевич, в упор глядя на супругу. – Как это понимать? Покупала или подарили?

– Я тебе все объясню.

Неприятный мужик хотел еще что-то сказать, но тетушка София проворно спряталась за спинами других гостей, а к Анатолию Андреевичу подошли Виктор с женой.

– А вы что, уже все расходитесь? – воскликнула Глафира, которая только сейчас заметила, что в холле собралось слишком много народу.

– Да, Глаша, вечер перестал быть томным, – произнес дядя Сеня, которого под руки вели двое его друзей. – Не желаешь ли прокатиться с нами в нашем кабриолете?

Но Глафира лишь фыркнула. Пьяная галантность дяди Сени совсем ее не привлекла. Но тот ничуть не расстроился. Заплетающимся языком он продолжал сыпать комплименты дамам и приглашать всех подряд поехать отмечать это событие в ресторан. Кажется, он уже успел забыть о том, что именинник мертв, и собирался продолжить отмечать его день рождения.

Уходить он никак не хотел, невзирая на совместные усилия, выдворить из дома пьяницу никак не получалось. Широкая душа дяди Сени требовала продолжения банкета.

– Кстати, раз уж все расходитесь, то забери! Мне чужого не нужно!

С этими словами Элик сунул Саше в руки сумочку. Ту самую сумочку в форме сердечка, с шелковой подкладкой и золотой цепочкой, которую Саша нашел в туалете на первом этаже.

– Ты же сказал, что сумочка принадлежит твоей жене.

– Я думал, что это сумочка Муси, но ее оказалась на месте. Эта чья-то другая. Ты ошибся.

Объяснять, что он сам совершил ошибку, было бы пустым номером. Элик никогда не признавался в том, что может быть не прав.

Саша молча принял сумочку назад, но тут дамским аксессуаром внезапно заинтересовался Анатолий Андреевич.

– Это же твоя сумочка, – произнес он, глядя на тетушку Софию. – И не смей мне возражать, это точно она! Прекрасно помню, как ты притащила ее вместе с другими покупками из той твоей поездки по Франции.

– Что ты, дорогой мой, это совсем другая.

– Нет, твоя! – настаивал супруг. – И ты сегодня явилась сюда с ней! Совсем ты стала безголовая! Корова! Или, точнее, овца! Бери свою сумку, и идем!

Высказавшись, супруг потопал дальше. А тетушка София засеменила за ним. По дороге она взяла сумочку из рук Саши, зачем-то прижав палец другой руки к губам. Она явно просила Сашу о молчании, и он ничего не стал сейчас говорить, хотя подумать ему было о чем.

Что же это получается? Две последние картины из серии с животными находятся в доме у тетушки Софии и ее сурового супруга. А сама тетушка София, похоже, бывает в гостях у Георгия Сергеевича без ведома своего муженька. И в свой последний визит тетушка забыла в чужом доме эту сумочку.

– И что из этого всего следует?

Что супруг у женщины солдафон, с которым невозможно ужиться, это было понятно всякому.