– А что делать нам? – вопрошали праведника люди.

– Спасение утопающих – дело рук и ног самих утопающих, – сострил Ной, поднимая якорь.

Струи дождя хлестали по палубе, холодные волны плескались в борта, внутри же было тепло, сухо и вдвойне уютнее от сознания, что снаружи бушует непогода. Глянул праведник в окошко и лицо его радостно озарилось: тщетно цепляясь за обшивку корабля, тихо, с остатками достоинства на багровом от сивухи лице тонул вдрызг пьяный Амвросий.

– Так ему, стервецу, и надо! – с искренним удовольствием произнёс Ной. – Пилу не жалко, а вот топора не прощу, уж больно лезвие хорошее было: купил по случаю у заезжего цирюльника. Теперь таких не делают! А этот шельмец спёр. Ну, отлились ему мои слёзки, утоп сердешный!

И он торжествующе икнул.

Сорок дней и ночей лил дождь. Сто пятьдесят суток усиливалась вода. Что делал старец в это время, чем питался, каковы были его семейные отношения, нам неизвестно. Было темно. Исследователи данный вопрос не выяснили, а соседей по известной причине у Ноя не имелось. Правда, в своих мемуарах он упомянул, что именно тогда ему полюбилась песни, в которых были слова: «Вода, вода, кругом – вода» и «Мы на лодочке катались»…

Наконец, вода пошла на убыль. Выпустил праведник ворона, тот отлетал и воротился ни с чем. Во второй раз послал голубя, но и он не нашёл покоя для ног своих. Вновь выпустил ту же птицу и тогда вернулся голубок с пустой бутылью из-под армянского коньяка. Скоро посудина Ноя причалила к горе Арарат. Вышел старец с семьёй на палубу, но радость спасения омрачили сомнения.

– Простит ли мне всевышний ослушания? – размышлял он вслух. – Всё-таки я не построил ковчег и не взял в него всякой твари по паре.

– А, собственно говоря, зачем нас всякая нечисть?– как всегда успокоила супруга. – Да ещё по паре. Глупость какая-то! Скажи на милость, и где бы мы нашли пару твоей мамани, а?.. Хорошо, что хоть сами уцелели в этой передряге: не шутка – мировой потоп! Да и что ни говори, но в главном наказ выполнен – лучшие люди спасены.

– И правда, – обрадовался Ной, – придраться ко мне будет трудно. Бог с ним, божьим приказом, и так проживу. А может быть, и обойдётся, ведь у меня немало заслуг!

Хотел было вознести господу благодарственную молитву, но внезапно услышал истошный крик:

– Неужто, батя, земля? По такому случаю не грех и лампадку раздавить! Третьим будешь?

Старец обернулся и неподалёку от своего корабля узрел осклабившегося в пьяной ухмылке Амвросия. Тот пошатываясь, но, не выпуская из рук початой амфоры с вином, брёл по воде к берегу. Море было ему по колено.

Ною стало дурно.

…И была пятница, день первый.

Месть старого индейского вождя

– Это он, – с отвращением и ненавистью произнёс старый вождь Оскоплённый Мустанг, обращаясь к остальным членам Большого совета. – Колумб плывёт нас открывать. Думайте, о великие вожди, что будем делать? Настал конец привольной жизни индейцев: бледнолицые займут наши земли, принесут с собой смерть, бесчисленные страдания, голод, болезни, а главное – алкоголь. Именно с его помощью они смогут творить все эти бесчинства.

– Отроем топор войны! – воинственно вскочил на ноги молодой вождь Бешеный Бизон и бугры могучих мышц грозно заиграли на его руках.

– Поспешны и необдуманны твои речи, – с горечью молвил Оскоплённый Мустанг, – это слова неразумного юноши, а не взрослого мужчины.