|
Земля. Камешки-комочки. Ты отдыхаешь в ярком свете дня, среди вещей обычных и привычных, знакомых с детства, трава, кусты, собака (или кот), стул, но только до тех пор, пока не осознаешь, что каждый из предметов – неисчислимая армада, клубящаяся туча. Я сидел на бревне, как на чемодане в ожидании поезда. – Паломничество сегодня ночью к местам единственного в жизни и величайшего блаженства моего двадцать семь лет назад. Без четырех деньков и месяца. – Я встал. Но заметно было, что он не хотел меня отпускать без уточнения информации, поэтому спешил. – Сегодня ночью бембергума от-празднуем мы тайно! Пейзажики! Какие там пейзажики! Все здесь затем, чтобы торжественно отме-тить торжество Великого Блаженства моего с кухаркой, я говорил об этом, с кухаркою из горного приюта… – кричал он, пока я уходил. Луг, деревья, горы, тени, как грифы… Я иду, пахучая, раззолоченная трава, расцвеченная красными цветочками, запах, запах, кото-рый был и не был, как тот запах, там, тогда, садочек и стена, к которой мы подходим с Фуксом по линии, по линии швабры, мы подходим, предел отдаленности после страны побеленных деревцев с колышками в стране завалов мусора, и хлама, и сорняков… и запах ссак или похожий на него, ссаки в жаре и палочка, которая уже ждала нас в тошнотворном и обессиливающем запахе, чтобы скомби-нироваться потом, не сразу, потом, с дышлом, с дышлом среди хлама в этом сарае с горячими рем-нями, с мусором, с приоткрытой дверью, и это дышло, которое толкнуло нас на комнатку Катаси, кухня, ключ, окно, плющ, где эти воткнутые, вбитые булавки, шпильки, гвозди заставили бить по бревну Кубышку, бить по столу ботинком Лену, меня на ель толкнули, ветки, иголки, сучки, я зале-заю, а там чайник, чайник, чайник, и этот чайник меня бросает на кота… кот, кот! Я кота, я с котом, когда там, бр-р-р, свинство, бросить, бросить все это… так я думал об этом спокойно и сонно, луг нагонял сон, я шел медленно, смотрел под ноги, смотрел на цветочки, пока не попал в капкан на ровной дороге. Из ничего получился капкан, глупый… Передо мной оказались два небольших камня, один справа, другой слева, а немного дальше налево виднелось кофейного цвета пятно земли, вспученной муравьями, еще далее налево был большой корень, черный, гнилой, – все на одной линии, притаен-ное в солнце, укрытое в блеске, спрятанное в свете, – я уже готов был пройти между камнями, но в последний момент заметил небольшой проход между камнем и вспученной землей, это было мини-мальное отклонение, на чуть-чуть, можно пройти и так и эдак… однако само отклонение ничем не было оправдано, что меня, наверное, и смутило… поэтому машинально я опять слегка, чуточку свер-нул, чтобы пройти, как хотел с самого начала, между камнями, но тогда почувствовал уже опреде-ленные затруднения, ох минимальные, которые возникли в связи с тем, что после двукратных откло-нений мое намерение пройти между камнями приобрело уже характер решения, незначительного, конечно, но все же решения. А это не было оправдано, ведь абсолютное равнодушие этих предметов в траве не предполагало принятия никаких решений, какая разница, где пройти, здесь или там, к тому же долина, убаюканная лесами, оцепеневшая, была как снулая рыба или жужжание мухи, одурманенная, забальзамированная. Покой. Зачарованность, слепота и глухота. Поэтому я решил пройти между камнями… но решение за несколько прошедших мгновений стало еще более решением, а как же тут решать, если разницы никакой нет… тогда я снова остановился. И вот, в бешенстве, снова поднимаю ногу, чтобы пройти, как уже намеревался, между камнем и землей, но вижу, что, если пройду между камнем и землей после трехкратных попыток, то уже не просто пройду, как обычно, а совершу какое-то важное действие… тогда я выбираю дорогу между корнем и вспученной землей… но понимаю, что это было бы похоже на трусость, тогда я снова хочу пройти между камнем и землей, но, черт возьми, что происходит, в чем дело, что я тут встал посреди дороги, с призраками сражаюсь, что ли, Господи, Боже ты мой!. |
