— Как только вы будете готовы, капитан, — отозвался Зик и обнял мать за талию, напугав и в то же время обрадовав ее.

Брайар было приятно, хоть и чуточку грустно. Она всегда сознавала, что однажды ее сын вырастет, но не ожидала, что так скоро, — и не уверена была теперь, как с этим быть.

Она вымоталась до невозможности, глаза болели от многодневного недосыпа и беспокойства, не говоря уже о злополучном ударе в висок. Она прислонилась к сыну и положила бы ему голову на плечо, не будь на ней старой отцовской шляпы.

Бросив взгляд через плечо и убедившись, что рабочие закончили с последними инструментами, Клай спросил Фаня:

— Родимера погрузили на борт?

Китаец кивнул.

— Ах да, Родимер, — сказала Брайар. — Помню его. И немного удивлена, что он не вышел поболтать.

Капитан без церемоний объявил:

— Он погиб. Что-то там повредил во время крушения — не то чтобы сломал, а внутри… ну, вы понимаете. Сначала вроде держался, а потом взял и помер. И теперь… не знаю даже. Наверное, отвезем его домой. Пускай его сестра решает, что с ним делать.

— Какая жалость… Он мне нравился.

— Мне тоже, — признался Клай. — Но с этим ничего не поделаешь. Идем, хватит нам здесь торчать. Мне уже осточертела эта маска. И этот воздух. Хочу поскорее убраться отсюда. Идем. Пора домой.

Не прошло и получаса, как «Наама Дарлинг» оторвалась от земли.

Капитан начал взлет с осторожностью, проверяя работу двигателей, баллонов и руля. Для махины таких размеров дирижабль поднимался довольно легко, и вскоре форт остался далеко внизу.

Кроггон Хейни с ворчанием занял место Родимера и взял на себя роль старшего помощника. Фань, пристегнувшись к креслу, исполнял обязанности штурмана в полном молчании — при помощи жестов и кивков. Брайар с Зиком устроились в углу, у слегка растрескавшегося лобового стекла, и смотрели на город.

— Пока что пойдем низом, через Гниль, — сказал Клай. — Если заберемся выше, напоремся на боковой ветер, а я с этой птичкой хочу быть понежнее, пока не буду уверен, что все работает как надо. А теперь посмотрите вниз и налево. Видите вокзал?

— Вижу, — откликнулась Брайар.

Внизу услужливо подставленными пальцами сплетались пешеходные мостки, ведущие в квартал, где стояло близ прибрежной полосы, вплотную к великой Сиэтлской стене, недостроенное здание вокзала. Света костров вполне хватало, чтобы все разглядеть, а люди, которые за ними присматривали, казались маленькими, как мыши.

«Наама Дарлинг» поплыла в опасной близости от вокзальных часов, и на них тупо уставился пустой циферблат величиной со спальную комнату. Ни механизмов, чтобы отмечать время, ни стрелок, чтобы его показывать. Это был символ тщетных усилий и несбывшихся надежд.

Воздушный корабль скользил над улицами, которые постепенно наводнялись трухляками. Те передвигались кучками и стайками, бестолково отскакивая от стены к стене, как стеклянные шарики, высыпавшиеся из ведра. Брайар прониклась к ним огромной жалостью, всем сердцем желая, чтобы кто-нибудь однажды их всех перебил — всех до единого. Они ведь когда-то были людьми и заслуживали лучшей участи.

Взяв курс на вершину, дирижабль полетел над склоном холма, самого высокого в городе. Брайар подумала о Миннерихте и засомневалась. Пожалуй, лучшего заслуживали не все из них. Лишь некоторые.

И она перевела взгляд на сына, сидевшего рядом. Он тоже смотрел в окно, на тот же город-катастрофу. И улыбался — не оттого, что город был красивым, а оттого, что все-таки победил его и что получит теперь единственную награду, к какой стремился. Брайар поглядывала на него искоса, чтобы не привлечь его внимания пристальным взглядом.