— Широкие у тебя взгляды. Тогда подберёмся с иного конца. Как ты полагаешь, я вполне отвечаю заявленному назначению? Ну, типа «баба-мужик», как твоя мама в детстве говаривала?

— Откуда ты знаешь?

— Я хороший лингвист и специалист по говорам. Устраивает объяснение?

Сорди подумал, что это ей подсказала либо здешняя разумная земля, либо память о прошлом бытовании.

И впервые посмотрел на Кардинену открыто, Непредвзято. Не оскорбляя даже тенью желания.

Она не такая, как ему показалось тогда, в подземной купальне. Да, телосложение вечной девушки, что стоит на самом пороге расцвета. Сухие мускулы без капли жира. Ключицы идеального фехтовальщика — ровные, длинные, как стрела. Лицо из тех, что напыщенно именуют иконописными — строгое, бесполое. И всё же…

Создаётся впечатление, что она систематически и с невероятным упорством приглушает, гасит свою женственность. Нет, не перегибом в сторону мужского начала — нисколько. Желая показаться просто человеком: формулировка из «Левой руки Тьмы» годится на все времена.

А теперь маскировка спала. И вовсе не вместе с одеждой, что стала привычна, как вторая кожа. С тем, что въедается в саму кожу, мясо и кости.

Клинок вышел из ножен и повернулся иной гранью.

Ярко-синие глаза на пол-лица. На самом деле они не такие большие и не такие васильковые — в глубине прячется отсвет грозовой тучи. Алые губы изысканной формы и цвета — такие сравнивают с розой, которой заперт смех, и с луком Амура, и брови такие, тонкие, «союзные», как у восточной пери, тоже с ним сравнивают. Шрам почти не виден — к Сорди повёрнута другая сторона, а он не спешит изменить положение. И невероятная грация всех до единого движений вплоть до мельчайших. Будто нет веса, нет привязанности тела к земле. И всё же эта плоть — отнюдь не облако, гонимое ветром. Плоть — от слова «плотная».

— Что — перед тобой очередное чудо?

— Говорят, великая Мэрилин такое умела: мгновенно перевоплощаться в саму женственность. Нет, Не знаю, что сказать. Я не умею смотреть на тебя глазами мужчины.

Она рассмеялась — но какой это был смех, какой голос! То же, что поразило его в первую встречу — только это серебро было очищено от черноты.

— Ты смотришь. Этого довольно.

И почти без перерыва:

— В Динане никогда не было особой разницы между тем, как воспитывали сыновей и дочерей, а я была сиротой. Соломенной: маму от меня забрали как политическую преступницу. В смысле — жену казненного за политику. А вместо детдома была эстафета добрых рук. У нас эти орфаны не приживались: слишком большая ценность — любое дитя.

Ну вот, в меня и вкладывали всего по максимуму, будто в общую копилку. Есть упражнения для девочек — называется «подготовка к ритуальным пляскам». Удивительные — не для одного тела, но и для голоса. И поэзию приходится изучать, как кельтскому барду: ты же под своё собственное пение танцуешь. Если подрифмованное — окончания стихотворных строк должны подчеркиваться одинаковыми жестами. Синэстезис. Мальчикам лет с пяти дают комплекс движений, заменяющий уроки фехтования на тяжелых клинках. Тоже своего рода танцы, не совсем похожие на эти… выпады, парады, терции и кварты. Или скорее тай-цзи, что ли. Много было чего еще — для ума и сердца, хотя и названное давалось не для одного физического развития, как говорят сейчас. Языки, философия, история религий, социология, культурология, математика…э!

А мне была охота стать как все. Ну, замуж выйти чистой и неоткупоренной, по страстной любви. Детей завести и воспитывать в горсти.