Руки Зои задрожали.

— Мне было стыдно, что Эрл в этом участвовал. Я надеялась, что это умрёт вместе с ним.

— Твой муж обсуждал дела галереи дома?

— Нет, до недавнего времени я понятия не имела, что Маунтклеменс связан с галереей, и узнала об этом несколько недель назад, когда мы с Эрлом откровенно обсудили Маунтклеменса. Именно тогда он сказал мне, что Маунтклеменс является фактическим владельцем галереи. Для меня это было шоком.

— Могу в это поверить.

— Я испугалась, что Эрл вовлечён в это дело. После того разговора он начал больше рассказывать мне о том, что происходит в галерее. Он ужасно много работал, часто переутомлялся. Работа хорошо оплачивалась, но её было слишком много. Маунтклеменс больше не хотел никого нанимать или просто не хотел рисковать. Всё делал Эрл. Помимо встреч с клиентами он мастерил рамы для картин и вёл всю бухгалтерию.

— Да, я слышал это, — сказал Квиллер.

— Эрл вынужден был бороться со всеми бюрократическими препонами правительства и укрываться от налогов.

— Укрываться от налогов, я не ослышался?

Зоя горько усмехнулась:

— Неужели ты думаешь, что такой человек, как Маунтклеменс, сообщал обо всех своих доходах?

— И что твой муж думал об этом мошенничестве?

— Он говорил, что это касается только Маунтклеменса. Эрл просто делал то, что ему говорили, и не нёс ответственности. — Зоя прикусила губу. — Но мой муж хранил полную запись реальных сделок.

— Он делал два отчета параллельно?

— Да. Один для себя.

— Он собирался использовать эту информацию?

— Эрл хотел положить этому конец. И потом ещё неприятности со мной. Вот тогда Эрл и предъявил Маунтклеменсу свои требования.

— Ты слышала их разговор?

— Нет, но Эрл передал мне все подробности. Он потребовал, чтобы Маунтклеменс оставил меня в покое, и пригрозил ему.

— Могу представить себе, как легко было напугать нашего покойного сотрудника, — сказал Квиллер.

— О да! Он был напуган, — подтвердила Зоя. — Он знал, что мой муж не шутит. Эрл пригрозил, что предупредит налоговую инспекцию. У него имелись записи, которые доказывали мошенничество. Он даже мог получить вознаграждение от правительства за информацию.

Квиллер откинулся на стуле.

— Да, это могло вылиться в крупные неприятности.

— Если бы стало известно, кто настоящий владелец галереи, боюсь, «Дневной прибой» тоже выглядел бы неважно.

— Это в лучшем случае! Другие газеты обязательно подлили бы масла в огонь. И Маунтклеменс…

— Маунтклеменс предстал бы перед судом. Эрл говорил, что за обман инспекции он мог получить приличный срок.

— Это был бы конец для Маунтклеменса во всех отношениях.

Они молча посмотрели друг на друга, потом Квиллер нарушил паузу:

— У него был сложный характер.

— Да, — пробормотала Зоя.

— Он действительно разбирался в искусстве?

— У него были прекрасные знания. И между прочим, в его отзывах не было фальши. Всё, что он хвалил в галерее Ламбретов, было достойно похвалы — картины, графика, джанк-скульптура Нино.

— А как же Скрано?

— Его концепция неприлична, но техника безупречна. Его работы имеют классическую красоту.

— Всё, что я вижу в них, — это нагромождение треугольников.

— О, но пропорции, замысел, глубина — и всё это в точной геометрической структуре! Великолепно! Немыслимо великолепно!

— А твои собственные картины? — резко спросил Квиллер.