— Нет проблем, — ответил Квиллерен. — Я рад, что могу немного отдохнуть.

Он следил, как глаза антиквара шарили по комнате, то и

дело возвращаясь к столу — аптекарскому столу со множеством

миниатюрных ящичков. На крышке этой внушительной конструкции

находилось несколько оловянных подсвечников, чучело совы,

жестяная коробка, стопка конвертов и уставшее от постоянной

работы радио.

— Меня интересует, — сказал Прантц, — старая аппаратура: детекторные приемники и тому подобные вещи. Не так-то легко их найти… Ну, извините за беспокойство.

— Я как-нибудь зайду, посмотрю на ваш магазин, — сказал Квиллерен, выпроваживая Холлиса из комнаты.

— Конечно! Он немного необычный, но тем и интересный!

Журналист глянул на обувь Прантца.

— Слушайте, вы давно купили эти ботинки? Мне нужны как раз такие

— Они уже старые, — ответил Прантц. — Я и не помню, где покупал. Ботинки как ботинки.

— Подошвы не скользят?

— Да нет, хотя понемногу начинают стираться.

Антиквар ушел, так почему-то и не предложив журналисту взглянуть на подошвы, и Квиллерен сразу же позвонил Мэри Дакворт.

— Что вы знаете о Холлисе Прантце?

— Немного. Он здесь недавно. Продает «Антик-технику».

— Я обратил внимание на его магазин в первый же день. Больше похож на мастерскую по ремонту телевизоров.

— У Холлиса какие-то нелепые идеи.

— Насчет чего?

— Доктрина ускорения устаревания. Честно говоря, я еще не разобралась, то ли он — гений-пророк, то ли психопат.

— Он был в дружеских отношениях с Коббами?

— Он старается быть в таких отношениях со всеми. Иногда даже слишком. А почему вы интересуетесь Холлисом?

— Прантц только что приходил, пригласил меня в свой магазин, — объяснил журналист. — Кстати, вы никогда не были в особняке Элсворта?

— Нет, но я знаю этот дом. Из песчаника, в итальянском стиле, на Пятнадцатой.

— Вы всегда берете с собой Хепльуайта, когда идете на

дело?

— Вы имеете в виду воровство в заброшенных домах? Я никогда этим не занимаюсь. Я имею дело только с английским антиквариатом восемнадцатого века!

Квиллерен повесил трубку и поискал взглядом Коко.

— Выходи, старик, есть для тебя задание!

Коко не отвечал, но Юм-Юм не сводила взгляда с третьей полки книжного шкафа: это означало, что кот уютно устроился за книгами.

Журналист извлек Коко из его укрытия и показал сиамцу специальную «сбрую» — хитрое переплетение голубых кожаных ремешков и белых шнурков.

— Помнишь, что это такое?

Коко не носил «сбруи» с того дня ранней осени, когда спас Квиллерену жизнь. Теперь он безропотно дал запрячь себя и застегнуть ремень на пушистом белом животе, только возбужденно мурлыкал с хрипотцой.

— Юм-Юм останется сторожить дом, — сказал журналист, — а ты немножко поиграешь в полицейскую собаку.

Едва дверь комнаты открылась, Коко, как заяц, проскакал в конец коридора, юркнул между ножками стула, протиснулся под шкаф, обежал прялку и при этом, разумеется, хитроумнейшим образом запутал длинный шнур, служивший поводком, а сам с интересом принялся обнюхивать злополучный шпиль.

— Очень умный, да? — с издевкой произнес Квиллерен и стал распутывать веревку. Через пару минут он подтащил кота, возмущенного бесцеремонным обращением, извивающегося и вопящего, к двери комнаты Кобба.

— Прибыли! Вот здесь мы и будем вести расследование.