Вокруг площадки, отведённой для фотографов и телевизионщиков, была натянута жёлтая лента. В центре возвышалась груда валунов, оставшихся, возможно, ещё от доисторического землетрясения и поросшая колючими кустами остролиста. На её вершине стоял куб из полированного гранита с высеченной на каждой из четырёх сторон надписью: «Уинстон-парк». Он служил пьедесталом высокому цилиндрическому объекту, который должен был предстать на всеобщее обозрение.

Хотя никаких публичных заявлений о предстоящем событии не делалось, за жёлтой лентой толпился народ. Толпе пришлось расступиться, пропуская школьный автобус, из которого выгрузилась команда в чёрных трико – школьная акробатическая группа плюс двое студентов с барабанами. Слух, что брезент со статуи будет снят подъёмным механизмом, оказался верным, только механизм был не из металла, а из людей. Одетые в чёрные трико фигуры выстроились перед грудой валунов и образовали пирамиду, на вершину которой поднялся ловкий юноша с гигантским спиннингом. Барабаны рассыпали медленную призывную дробь. Брезент пополз вверх, открывая неровно сложенную пачку книг, раза в три больше нормального размера. Барабанная дробь посыпалась быстрее. Появилось ещё несколько наваленных друг на друга книг, образующих пьедестал для скульптуры – бронзового кота, вдвое превышающего натуральную величину, сидевшего прямо – поза мыслителя! – а его пышный кошачий хвост спускался на штабель книг.

«Уинстон!» – взревела толпа, приветствуя скульптуру одобрительными возгласами и аплодисментами.

«Если бы это мог видеть Эддингтон Смит!» – подумал Квиллер.

Следующим, согласно программе, событием было перерезание ленточки, и он остался посмотреть – правда, только потому, что его присутствие на этой процедуре должно было порадовать Полли. Позже он подробно всё запишет в своём дневнике.

С церемонии передачи скульптуры городу Квиллер удалился так же, как и прибыл на неё; – пешком, помахав глазевшим на него автомобилистам и лично прощавшимся с ним пешеходам.

Войдя во двор амбара, он помахал двум сиамцам, ждавшим его у кухонного окна, – уши торчком, хвост вопросительным знаком. Судя по наблюдениям Квиллера, эта живая картинка означала не столько нежную встречу, сколько напоминание о том, что полуденная трапеза на десять минут запоздала. Так что он с ходу, даже не повесив на место бейсболку и ключи от машины, наполнил две плошки хрустящими шариками, запрятав на дно каждой из них по кусочку сыра, как призы в коробке с крекерами.

Только затем он, захватив брикет мороженого, поднялся на второй балкон, в свой кабинет, где принялся за пятничную колонку «Из-под пера Квилла».

Уже вечерело, когда позвонила Лайза Комптон.

– Квилл! Великолепная новость. Центр Эддингтона Смита получает свой телефон! До сих пор мы пользовались отводом из магазина, но Бёрджесс Кэмпбелл заявил, что это не дело. Он взял на себя помесячную оплату. И в телефонную книгу ЦЭС тоже включают. Карандаш у тебя под рукой? Я продиктую номер.

– Кто кропает материал о ЦЭС для «Всячины»? -поинтересовался Квиллер.

– Роджер сделал снимки, а текст пишет Джилл. Роджер замечательно снял Данди: он разглядывает книгу Эрнеста Хемингуэя, что стоит пять тысяч долларов.

– Ты уже дала ваш номер Джилл?

– Когда они с Роджером были здесь, мы его ещё не знали, – сказала Лайза.

– Так позвони ей и сообщи. Кстати, скажи Джилл: если она захочет связаться с ЦЭС, а трубку возьмёт кот, пусть наберёт единицу и оставит сообщение на автоответчике.

– О, Квилл, – рассмеялась Лайза. – Это тоже напечатают?

– Твоё дело подать идею – читатели любят шутку, – наставительно произнёс Квиллер.