По пути к парковке Квиллер автоматически кивнул высокому человеку, направлявшемуся к зданию клуба, буркнув:

— Привет.

Высокий так же небрежно и равнодушно поздоровался с ним в ответ.

«Подождите-ка! — сообразил Квиллер. — Да это же Дон Эксбридж! Это он собирается подписать договор на десять батиков! Искусство его не интересует, и шахтами он тоже не интересовался до того момента, как написал письмо редактору газеты — письмо, искренность которого весьма сомнительна».

Квиллер поспешил сесть в свой фургон. Там он схватил мобильник, брошенный на сиденье, и, позвонив в клуб, из которого вышел несколько минут назад, попросил к телефону Мисти.

Трубку взяла Барб.

— Она только что ушла на важное совещание.

— Это более важно, чем её совещание. И к тому же — дело сугубо конфиденциальное, Барб. Это Квилл. Пусть она пройдёт в твой кабинет и снимет трубку там. Только не упоминай моё имя.

Мисти, подойдя к телефону, измождённым голосом произнесла «алло».

— Это Квилл, — назвался репортёр. Я только что встретил твоего заказчика, когда выходил из клуба. Я его знаю: это крутой деляга, подмётки на ходу режет. Послушайся Тео. Проси пять тысяч. Он может себе это позволить, и работа того стоит. Спроси его, как бы между прочим, что он собирается с ними делать. Следи за его реакцией. Интересно, что он тебе ответит, хотя вряд ли стоит рассчитывать на правду.

— Ты поведёшь машину, — сказал человек погоды Квиллеру, когда они встретились в шесть вечера. — У меня внутри всё дрожит. — Пока они добирались до «Щелкунчика», он объяснил репортёру, почему он такой взбаламученный.

— Вчера, как гром среди ясного неба, я получил письмо от своей бывшей супружницы — она проявилась впервые после нашего развода. И знаешь, чего она хочет? Чтобы мы снова жили вместе! Ну и как я должен на это реагировать? Плюнуть и растереть? Написать ей, чтобы она заткнулась и никогда больше не возникала на моём горизонте? Объясняться с ней не имеет никакого смысла. Она как бульдог: вцепится — не отпустит. У меня теперь своя жизнь, я ни от кого не завишу, делаю что хочу. Мне нравится моя работа, мои друзья… Я свободен: езжу в Хорсрэдиш каждую неделю, под предлогом, что у меня куча родственников. У меня там есть одна знакомая — очень милая девушка, но ничего серьёзного…

— Я давно подозревал, что ты мотаешься туда не ради двоюродных сестричек, племянников и тетушек, — улыбнулся Квиллер. — А почему ваш брак распался?

— Она хотела, чтобы я снова вернулся в науку, получил ещё одну степень и стал серьёзным учёным. Давай посмотрим правде в глаза: какой из меня учёный? Я в душе — эстрадник, а погода — это моё амплуа. Но она пилила меня и пилила, пока не довела до ручки. А почему распался ваш брак?

— Из-за её родителей. Она вышла за меня, не спросив у них разрешения. Они презирали всех, кто работает в средствах массовой информации. Для них я был не журналистом, а богемой: кочевал как цыган, переезжая с место на место ради работы каждые два года, хватался за любую должность в газете. Они уговорили её развестись со мной, доказывая, что я ей не ровня, что никогда ничего путного из меня не выйдет, что я горький пьяница. У неё от всего этого сделался нервный срыв. И кто был виноват? Конечно я! У её родителей денег куры не клюют, но все счета за её лечение они нарочно присылали мне. После этого я действительно стал пить по-чёрному. Потерял работу. Хотел покончить с собой. Обратился за помощью и очень долго приходил в себя. Я не привык вдаваться в подробности, говоря о своей личной жизни…

— А что бы ты сделал, Квилл, если бы она внезапно предложила тебе воссоединиться?

— Она умерла несколько лет назад — в лечебнице.