Мы молча смотрели на нее. Анита покачала головой.

– Я все еще не знаю, о каком сокровище идет речь. Похоже, нечто очень ценное. Так оно у вас уже есть?

Никто не ответил ей, все смотрели на Алицию. Павел взял в руки наш список вопросов.

– Очень хорошо, одну вещь мы выяснили, – удовлетворенно произнес он и вычеркнул наш вопрос. – Продолжай, продолжай, десерт получишь в конце. Конечно, если будет на то позволение Алиции, – поспешил добавить он.

– Падла! – холодно произнесла Алиция. – В Зенончика я не верю.

Анита понимающе улыбнулась.

– Понятно, хотя ты максимально сократила вопрос. Неверие твое в Зенончика представляется странным хотя бы потому, что он существует в природе.

– Падла тоже.

Анита опять вздохнула.

– Ну, и с него все началось. Хотя… Может быть, не совсем. Скажем… но не знаю, так ли…

– Начни, как положено, с начала и говори внятно, – посоветовала ей Мажена.

– Начало было давно и совсем в другом месте. А вот источником информации Эрнеста, хочешь верь, хочешь не верь, был Зенончик.

Алиция гневно и с презрением фыркнула, но не успела ничего сказать.

Отбирая у Павла наши вопросы, Анита продолжала:

– Я видела здесь такой вопрос… О, вот он: «Откуда Падальский знал?» Так вот, с полной ответственностью отвечаю: об Алиции Эрнест всё узнавал от Зенончика. Я не раз собственными ушами слышала, как Зенончик докладывал ему о твоих обычаях и привычках, о порядках в твоем доме. Правда, в тот раз он рассказывал о яйцах всмятку, но к твоему любимому яичку добавлялся какой-то список растений и потерявшиеся луковички и семена. Выводы напрашивались сами… Что я говорю, выводы ринулись водопадом, особенно после того, как позже Эрнест хотел удостовериться у меня, правду ли ему рассказал Зенончик. Не врет ли, не старается ли его обмануть.

– И ты, конечно, ему сказала…

– И я, конечно, наврала ему с три короба, тогда он как раз мне одну гадость сделал и я к нему соответственно относилась. Очень уж я не люблю, когда мне сознательно устраивают гадость. Не говоря уже о том, что сама я никогда у Алиции не жила и обычаи ее дома мне не известны. В этом отношении Зенончик превосходил меня на целые Гималаи.

Взяв в руки список, Павел молча вычеркнул еще один из наших вопросов.

– В тот период я не придала значения журналу Яся, – продолжала Анита, – но, как я уже говорила, с апреля я часто была в отъезде. И как это часто бывает в жизни, если на человека что-то свалится, то одним случаем дело не ограничится. В такую полосу его жизни обычно на него сыпется столько новостей и неожиданностей, сколько и за десять предыдущих лет не бывало. Ну так вот, у знакомого ювелира в Варшаве я увидела маленькую золотую фигурку северного оленя дивной работы. Мы разговорились, у него была еще пара таких же маленьких золотых павлинов, но он кому-то их продал. И вообще, сказал он, вроде бы существует целая коллекция фауны такого рода, вроде памятник искусства, но он не специалист и больше ничего о данной коллекции не знает, его дело купить и перепродать. Только по возвращении я осознала всю важность услышанного, помогли неясные ассоциации и умение делать выводы. Короче, показала я Эрнесту своего оленя, он мне показал своего, я опять подумала и хитростью выведала у него, что именно эту коллекцию он и ищет с давних пор. А теперь, дорогуша, можешь вычеркнуть следующие два вопроса, я решила больше не строить из себя безграмотной кретинки, читать я умею, сопоставлять вопросы и делать выводы тоже, так что пора и вам сказать мне несколько слов.