Фил заглядывал в комнату каждые две-три минуты. Впрочем, не раздражая своим вниманием, и не маяча перед глазами, хоть и оставалось загадкой, как ему это удавалось при столь пестрой внешности. Дополнившейся, к тому же, в последние две недели, выразительной и не оставляющей пространства для двоемыслия, лаконичной татуировкой хной на выбритом затылке, в виде фразы: «Мы ждем двух!»

Когда Карина впервые это увидела, думала, что не сможет прекратить хохотать. Правда, не из-за надписи, а из-за реакции Кости. Особенно, когда Карина, сквозь хохот, заметила, что и у нее, кажется, появился «дневной муж-гей», столь популярный нынче в Америке.

Выражение лица Кости было и возмущенным, и раздраженным, и веселым одновременно. На какую-то долю секунды, она даже решила, что он Фила прибьет, или, как минимум, надает по этому самому затылку.

Однако, проявив истинные чудеса выдержки, ее муж сдержался, благодаря чему эконом выжил. Насколько Карина знала, у них потом был разговор, но ее в подробности никто не посвятил, мотивируя вредом волнений, а исходя из того, что надпись осталась на своем месте — мужчины пришли к какому-то консенсусу.

Но вот муж ее стал проводить дома куда больше времени. Нет, конечно, и дураку было ясно, что дело не в ревности. К Филу даже Отелло не стал бы ревновать. Да и Константин, вроде бы, не страдал подобным. Скорее, Карина была склонна списывать все на ту же повышенную заботу и беспокойство о ее состоянии, и реакции Карины на происходящие с ее телом изменения. Впрочем, ей даже нравилось, что Соболев почти постоянно рядом. Так ей, действительно, было проще и легче воплощать в жизнь все то, о чем она ежедневно разговаривала с Валентином. Да и постоянное удовольствие мужа от того, что Карина понемногу начинает принимать происходящее — радовало и служило великолепным стимулом.

Тихий звон стеклянного стакана о поверхность столика, подвинутого с ее стороны дивана, возвестил об очередном явлении их эконома. Лениво приоткрыв один глаз, Карина с усмешкой отметила очередное «обновление ассортимента» своих напитков. Бедный Фил! Если с Константином никаких проблем и сомнений не было, тому лишь надо было вовремя подносить свежий кофе, то с ее «картой напитков», эконом никак не мог определиться. И сколько бы ни пыталась Карина объяснить, что ей просто сейчас ничего не хочется, парень не желал угомониться. Он уже успел заварить ей зеленый чай, стынущий сейчас в прозрачной стеклянной чашке, трижды менял виды сока, видя, что Карина не торопится пить, и постоянно приносил свежий лед, тающий в ведерке.

Но Карине было лень двигаться даже для того, чтобы отпить глоток чего-нибудь, просто, для демонстрации, что ценит усилия Филиппа. На нее все чаще в последнее время накатывало это состояние дремотной лености, когда ничего не хотелось, да и сил не было что-то делать. Только бы вот так лежать, позволяя Костя гладить свою кожу, или, устроившись щекой на его плече, спать.

По правде сказать, иногда, настолько беспомощное состояние ее пугало, как и собственная неспособность побороть эту слабость и лень. Весь ее жизненный опыт и въевшаяся в мышцы привычка ожидать нападения, били надрывную тревогу в разуме о том, насколько беззащитна Карина в таком состоянии перед любой угрозой. Однако, усилием воли, здравым смыслом, а так же, благодаря поддержке и почти постоянному присутствию Кости в непосредственной близости — ей удавалось перебороть такие панические приступы.

Даже вибрация телефона мужа не заставила ее окончательно проснуться. И хоть Карина не была довольна тем, что Константин поднялся, видимо, не желая мешать ей разговором, нарушая тихую и ленивую атмосферу комнаты, она не противилась.