– Я предполагаю, что вы пробрались в мою спальню лишь для того, чтобы еще раз убедить меня в своей невиновности.

– А вам все еще интересно, что будет делать такое чудовище, как я, потом? – Эндовер молниеносно окинул свою пленницу изучающим взглядом.

Он мог бы усыпить ее бдительность, но Эмма наотрез отказалась играть роль одураченной старой девы, и неважно, насколько привлекателен этот негодяй.

– Уберите руки!

– Я вовсе не то чудовище, которое вы так долго ищете.

Интуиция подсказывала девушке, что нужно поверить маркизу.

– Я предпочитаю верить фактам, а не мерзавцам.

– А что бы вы стали делать на моем месте, мисс Уэйкфилд? – Звук его низкого голоса проникал в душу Эммы. – Что, что бы вы сделали, мисс Уэйкфилд? – маркиз сжал ее запястья, подавляя ее сопротивление Эммы. – Нет, вы не закричите. Потому что подвергнете свою тетушку опасности. Вот что бы сделал сейчас мерзавец? – Себастьян склонился над Эммой, перехватывая тонкие запястья. Он наклонился так близко, что его дыхание обжигало губы девушки всякий раз, когда маркиз говорил. – Представьте, что бы он мог сделать со столь прекрасной и столь беззащитной девушкой?

Соблазнительные картины, которым не было места в романах Э.-У. Остин, возникали в воображении Эммы, потрясая ее до глубины души. Девушка прилагала все усилия, тщетно пытаясь избавиться от этого наваждения.

– Уберите руки от меня, – шипела Эмма сквозь стиснутые зубы.

– Вы верите в то, что негодяй будет слушаться вас? – маркиз прикасался губами к устам Эммы, и ей казалось, что его ласки похожи на легкие прикосновения крыльев бабочки к лепесткам розы.

– Я делала, что должна, и поступала настолько разумно, насколько было возможно, – Эмма застыла, придавленная телом маркиза.

– Настолько разумно? – Себастьян удивленно поднял брови. – Вступать в схватку с человеком, которого вы считаете виновным в совершении преступления, не может считаться разумным поступком.

Маркиз не знал ничего ни об Эмме, ни о той ответственности, которую ей приходилось нести. И при этом он имел наглость осуждать ее. Он посмел выставить Эмму дурочкой.

– А я вас не боюсь, – упрямо ответила Эмма.

– А должны, мисс Уэйкфилд. Пора понять, насколько вы безрассудны. Случись вам столкнуться лицом к лицу с настоящим мерзавцем, то он бы поцелуем не ограничился. Представьте, что бы он мог сделать.

Он расстегнул верхнюю пуговицу ее ночной рубашки, обнажил ее шею.

– Мерзавец не остановился бы, мисс Уэйкфилд, – палец маркиза скользнул по девичьей шее, и Эмме стало тепло от его нежного прикосновения. – У вас прекрасная кожа, мисс Уэйкфилд.

Под жгучим взглядом маркиза ей хотелось быть соблазнительницей. Эмма встретилась взглядом с глазами Себастьяна Эндовера, надеясь, что он увидит в этом взгляде лишь презрение, но не заметит другого чувства, разбередившего ее душу, – чувства, которое Эмма никак не могла заглушить в себе.

– Ваш взгляд не остановил бы настоящего мерзавца. Показать вам, что бы он сделал?

Эмма пыталась облизнуть губы, но обнаружила, что во рту у нее пересохло. Мысленно она подыскивала уничтожающее замечание, которое можно было бы сделать маркизу на этот раз. Она думала о том, что бы сказала героиня какого-нибудь романа Остин. Но под взглядом маркиза все слова ускользали от нее.

Эмма смотрела ему в глаза словно завороженная. Может, это была всего лишь игра лунного света, но ей казалось, что она увидела во взгляде маркиза ту же страсть и то же самое жуткое одиночество, которое Эмма чувствовала особо остро в те мгновения, когда была предоставлена самой себе.