— Я приду, как только ты позовешь. Сколько раз я обещал тебе? — сказал он тихо, и ее овеяло теплым дыханием лета. — Это никогда не изменится. Никогда.

Она накрыла его рот рукой, не давая больше сказать ни слова. Губы Кинана мгновенно покрылись инеем, но он даже не поморщился.

Как всегда.

Дония не убрала руку, хотя его дыхание жгло огнем.

— Я слышала вести с ярмарки. Айслинн — та самая.

Она чуть не заплакала, когда Эван рассказал об этом: представила себе вечность, которую придется провести в одиночестве, с непреходящей болью в сердце, пока Кинан и Айслинн будут танцевать и смеяться вдвоем. Если, конечно, Бейра ее не убьет.

— Дон...

Губы его нежно прижались к ее пальцам. Они жгли не меньше, чем непроизнесенные слова.

Без свидетелей Кинан вновь становился таким, каким был в те давние времена, когда Дония полюбила его, еще не зная, что он король. Поэтому она старалась не оставаться с ним наедине.

— Прекрати, — сказала она.

Сейчас ей не нужна его нежность. Ей нужен король Лета, а не Кинан без короны. Нужны его сила и уверенность, готовность сделать то, что должно быть сделано.

Дыхание лета смешалось с зимней стужей, и над рукой ее заклубился пар. Иногда, предаваясь мечтам — ему об этих грезах она, конечно же, не рассказывала, — Дония пыталась представить себе, что произойдет, если и впрямь сойдутся ее мороз и его солнце, если они обнимутся с Кинаном, как обнимались в те дни, когда она еще не стала зимней девой, а он притворялся смертным. Что будет? Она растает? Или сгорит?

Взволнованная этой мыслью, Дония затрепетала. И едва буря чувств поднялась в ее душе, холод внутри начал стремительно усиливаться. Если не взять себя в руки, придется выпускать эту адскую стужу.

— Вчера вечером ко мне приходила Бейра. Ты должен знать, что она затевает.

И Дония рассказала ему о первом визите Бейры, о нападении возле библиотеки на Айслинн, о своих подозрениях, что оно совершено по наущению Бейры, о смерти Агаты, об угрозах королевы Зимы и ее настойчивом требовании не дать Айслинн возможности поднять посох. Кинан с усталым видом кивал.

Умолчала Дония только об изысканиях Сета, опасаясь за безопасность смертного. В остальном была откровенна с Кинаном, как давно уже себе не позволяла. Он выслушал ее и молча, явно пытаясь обуздать гнев, устремил на Донию пристальный взгляд.

Она стиснула руки с такой силой, что на кончиках пальцев образовались сосульки. Сейчас начнется самое трудное.

— Пойдем, — сказал он наконец. Взглянул на Сашу, на памятные подарки других зимних дев, бережно хранимые ею — Твои вещи соберут стражники. Я отдам тебе мой кабинет и...

— Нет, Кинан! — перебила она поспешно, чтобы не поддаться искушению.

Он поймет, когда поразмыслит, что правильнее поступить иначе. Она должна убедить его в этом. Дония разжала руки. Сосульки посыпались с пальцев и разбились о пол.

— Я никуда не пойду.

— Здесь ты не можешь оставаться. Если с тобой что-то случится... — Кинан прижался лбом к ее колену. — Пожалуйста, Дония, идем со мной.

И где же король Лета?

— К тебе уйти я не могу. Там нет для меня места. Я не та, кого ты ищешь.

Он поднял голову. На обмороженном лбу успел появиться безобразный синяк.

— У меня пока не хватает сил, чтобы ее остановить. Но скоро силы будут. Мы спрячем тебя до тех пор, пока все не кончится.

— И что она сделает со мной, когда я перестану прятаться?

— Скоро я обрету полную силу.

Настойчивость его была почти пугающей. Глаза потемнели, приобрели тот сверхъестественный зеленый цвет, что снился Донии до сих пор. Если долго смотреть в эти глаза, можно увидеть в них расцветающие цветы — обещание того, кем станет Кинан, когда его королева вернет ему свободу.