Я сказала, может быть, даже с нежностью:

— Никого не следует винить в том, что произошло случайно.

Нейпьер приблизился ко мне, его глаза, такие сверкающие, странно голубые на смуглом лице, глядели прямо в мои.

— Но как вы можете быть так уверены, что это произошло случайно? Как в это могут поверить другие?

— Но ведь так оно и было! — воскликнула я.

— Подобная уверенность, да еще столь эмоционально выраженная разумной женщиной, очень лестна.

Я отогнула верх своего пальто и взглянула на часы, приколотые к платью.

— Уже почти половина четвертого. Мне пора идти, — сообщила я и двинулась к двери. Но Нейпьер не тронулся с места, затрудняя мне проход.

— Вы столько теперь знаете о нашей семье, — сказал он. — А я о вас почти ничего не знаю.

— Не могу поверить, что вас это может заинтересовать. Что же касается того, что я узнала о вас, то это почти ограничивается тем, что вы мне сами только что рассказали. Я здесь в качестве учителя музыки, а не семейного хроникера или биографа.

— А как было бы интересно, если бы вы служили здесь именно в качестве последнего. Может быть, мне следует предложить отцу именно так вас использовать. Какую замечательную хронику вы бы смогли написать. Представьте — убийство наследника… Да! Еще и исчезновение нашей исследовательницы прошлого, археолога. Это же все произошло здесь, в Лоувет Стейси.

— Я занимаюсь другим делом. Я музыкант.

— Однако вы проявляете такой живой интерес ко всему, что касается нашего дома. И вы просто заворожены судьбой этой несчастной женщины и, кажется, только потому, что она исчезла именно здесь.

— Нет, это не так.

— Не так? Вас бы в той же мере интересовало ее исчезновение, случись это где-нибудь в другом месте?

— Тайны всегда притягивают к себе.

— Да, они кажутся куда интереснее, чем какое-нибудь откровенное убийство выстрелом наповал. Тем более, что мотив ни у кого не вызывает сомнения.

— У несчастных случаев не бывает мотивов. Они просто… происходят и все.

— Весьма любезно с вашей стороны, что вы пытаетесь убедить себя в том. Но возможно, когда вы выслушаете все то, что вам кое-какие личности непременно расскажут, вы измените свое мнение.

Поведение Нейпьера озадачило меня. Я не понимала, почему для него важно мое мнение. Желание поскорее выбраться отсюда совершенно исчезло. Теперь мне хотелось остаться и поговорить с ним. Странным образом он напомнил мне Пьетро, которого могли довести до исступления критические замечания, совершенно, как он уверял, не имеющие для него никакого значения.

От воспоминаний о Пьетро мое напряжение несколько спало и, видимо, почувствовав это, Нейпьер заговорил снова:

— Меня здесь не было очень долго, миссис Верлейн. Я жил в поместье моего двоюродного брата в глубинке Австралии. Поэтому простите, если мне не хватает английской обходительности. Мне хотелось бы изложить вам свою версию… этого несчастного случая, если разрешите.

Я кивнула.

— Представьте себе двух мальчиков… хотя нет, все-таки не мальчиков, а юношей. Боументу было почти девятнадцать, а мне семнадцать. Все, что делал я, вызывало неодобрение. Это и понятно. Он был как бы белой овцой, а я — черной. Черным очень обидно, что их чернят, и чем больше их чернят, тем чернее они становятся. И так происходит до тех пор, пока дело не дойдет до убийства брата.

Если бы я в этот момент почувствовала в нем хоть какой-то проблеск сожаления, мне бы стало легче, но он говорил так спокойно, так хладнокровно, что у меня мелькнула мысль:» И все-таки это мог быть не несчастный случай «.