— И что дальше? — спрашиваю я, внимательно следя за обеими сторонами длинного коридора, — Лифты упадут? Взорвутся? Наемники перестреляют этих хлопцев?

— Что? — удивляется Крюгер, — Не говори ерунды! Идём!

Причина, почему этот одноглаз еще жив — лишь одна. Рядом с нами нет тех подозрительно ловких и умелых хлопцев в черно-серой коже. Ни одного. Если бы я хотя бы краем глаза заметил бы одного из этих подозрительных типов, то тут же вышиб бы Михаилу мозги, пускаясь затем наутёк. Это вызвало бы огромные проблемы, так как я понятия не имел, как именно он утряс со Стеллой момент встречи после её миссии, но вся цепочка подозрительных событий, случившаяся за это утро, уже ввела меня в абсолютную уверенность, что всё происходящее — отнюдь не революция. А раз так, то моё устранение под конец всех событий будет более чем логично.

Кабинет короля шикарен. Лакированное дерево, тяжелая бронза люстр, массивная мебель, мягчайшие кресла, высоченные шкафы с книгами. В таком я бы хотел прожить всю жизнь, не выходя за двери. Весь этот зал, квадратов на 120 места, буквально дышит прекрасным вкусом к монументальной роскоши. А еще здесь есть рояль!

— Хорошо быть королём, — тяжело вздыхаю я, садясь на сидушку музыкального инструмента, пока Крюгер обнюхивает каминную полку, — Очень хорошо.

— Ага, слышал я про то, как вы живёте в своем мире, — отстраненно кивает занятый Басх, — Каменные конуры, человеческие муравейники, еда из дерьма и полугнилых продуктов, выращенных на химикатах… а, еще это… как его. Демократия! Вы, идиоты, пускаете во власть людей, которые законодательно несут минимальную ответственность за свои ошибки! То есть, как бы ваши эти… президенты не обосрались на сроке правления — их даже не расстреливают!

— Ты только что опустил целую страну в огромную жопу, не дав ей никакой другой альтернативы. Устроил полную, сука, анархию! — хмыкаю я, — На моих глазах! И теперь обсираешь мой прекрасный мир?

— Да… когда…, — одноглазый, взяв двумя руками корону, сосредоточенно примеривался ей к какой-то табличке в стене, — …когда ты… перестанешь… меня… недооценивать?! Твою мать!

Клац!

И натужное мощное жужжание, с которым вся каминная секция важно отъезжает назад на показавшихся в полу рельсах.

— Крюгер, — проникновенно говорю я, вставая с сидушки, — Ты одноглазый бандит, вредный хер, наркоман и скотина. Я тебя не недооцениваю, а переоцениваю!

— Так переоценивай сильнее, дебил! — ругается, маша рукой, Басх, — И вообще, кончай базар, иди сюда. Давай искать твои побрякушки. Без твоих должниковых глаз мы тут ни в чем не разберемся, а времени мало!

— Ага, сейчас, — бубню я, вскидывая пулемет.

Увесистая кургузая машинка выдает очередь из пяти выстрелов, после чего её намертво клинит, благо, выплюнутого свинца вполне хватает, чтобы разодрать в клочья туловище человека с взведенными гранатами в руках, напряженно ожидающего, пока его товарищи, стоящие по бокам от гранатометчика, раскроют тяжелые двери королевского кабинета. Вслед за пулями, практически сразу, от перепуганного меня к еще ничего не понявшему умирающему с гулом летит сам пулемет, с гулом вращаясь в воздухе и снося неудачливого гранатометчика к такой-то бабушке.

Мне нужно было освободить руки, сунуть их в карманы за пистолетами, красиво прыгнуть вбок… Всё это получилось очень даже хорошо, но излишне. Два гулких мощных взрыва за дверьми, визг рикошетящих осколков, испуганный мат Крюгера.