За окном смеркалось, света не было. Я нашел пару свечек: одну в форме елки — подарок тети на Новый год, другую в форме фаллоса — друзья-шутники постарались. И ведь нашли же, умудрились… Впрочем, горел фаллос отлично. На эту ночь хватит, а дальше будем думать. И не только о свечках.
К холодильнику я подходил с опаской, но опасения не подтвердились. Все, что могло прокиснуть — прокисло, все, что могло протухнуть — протухло, однако произошло это настолько давно, что продукты успели высохнуть до состояния камня. Так что вместо тошнотворного смрада меня встретил уже привычный затхлый запах с легким привкусом пластика.
Распахнув окно, я без затей повыкидывал продукты на улицу. Достал с нижней полки несколько банок консервов, прошелся по кухонным шкафам. На первый взгляд все было не так плохо: пакет пшенки, пакет риса, гречка, консервы, два кило муки и пять сахара, несколько сухих супов, полпакета макарон, нераспечатанная упаковка спагетти и плитка шоколада. Вроде и много всего, а есть нечего. Без электричества не включишь плиту, не сваришь каши. Хоть мебель ломай и разводи костер на лестничной площадке.
Я возлагал надежды на консервы, но тут нас поджидал неприятный сюрприз. Две банки зримо вздулись, и Сан Саныч забраковал их сразу. Банка с лососем выглядел нормально, но едва пробили крышку, запах ударил такой, что лосось немедленно проследовал в окно. Оставалась тушенка, не съеденная в последнем походе за Волгу, фасоль и кукуруза.
— Вегетарианец? — Сан Саныч вскрыл фасоль и вывалил содержимое в тарелку.
— Для салата. — Я подтолкнул к нему банку тушенки. — Тертый сыр, чеснок, фасоль. Отлично получается.
— Жаль. — Охранник разделил мясо на две равные порции. — Жаль, что не вегетарианец. Тушенка бы мне досталась.
— Оборжаться. — Я подцепил вилкой мясное волокно.
Мы смели ужин минут за пять. Без хлеба вышло не сытно. Увы, высохший до сухаря батон заплесневел до полной несъедобности.
— Тихо у вас. — Сан Саныч хмуро посмотрел на оставшуюся банку с кукурузой.
Я хмыкнул, поднялся.
— Обойду соседей. Не может быть, чтобы никого в подъезде не осталось.
— Не откроют. — Сан Саныч кинул ложку в тарелку. — Если до сих пор не сбились в кучу, значит, сидят по норам на своих запасах. Не откроют.
— Или их некому пнуть.
Я вышел в коридор и тут же услышал тихие шаги. Где-то сверху: не то одиннадцатый, не то двенадцатый этаж.
— Есть кто? — Я высунулся в пролет лестницы, но в коридоре было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.
На секунду все стихло.
— Николай Иванович? — Я узнал голос.
— Игорь, ты?
Быстрая дробь шагов скатилась по лестнице. Игорь — высокий худощавый паренек — сбежал на нашу площадку. С удивлением посмотрел на Сан Саныча.
— Николай, с вами все в порядке? — в голосе Игоря звучала неподдельная радость. — Вы не отвечали, я решил, что вы с утра ушли на тренировку и…
Он замолчал, а я вспомнил затопленный на три четверти корт. Если бы спарринг назначили на десять, а не одиннадцать, мы бы сейчас не разговаривали. Впрочем, история не имеет сослагательного наклонения. Меня удивило другое.
— Что значит, не отвечал? У тебя есть телефон?
— Телефон?.. Нет. Я обходил квартиры. Стучал во все двери, проверял, кто остался дома. Вот, составил список. — Он полез в нагрудный карман. — К вам тоже стучал. А вы не ответили.
— Я был в «Скале». Сан Саныч — Игорь.
— В «Скале»? — недоверчиво переспросил Игорь, обменявшись с охранником рукопожатиями. — Вы что, вплавь добирались?
— Построили плот.
— Плот? — Это известие смутило Игоря еще больше.
Я невольно улыбнулся. |