|
Пушкин лежал в луже собственной крови. Не было нужды проверять пульс, все было ясно и так. Стволы у тех, кто на нас напал, очень даже рабочие. Сан Саныч скорчился под разбитым окном и, чертыхаясь, снимал с предохранителя двустволку. Рубаха на его левом плече начала краснеть, по шее змеился алый ручеек. — Нормально, — процедил охранник в ответ на мой незаданный вопрос. — Дробь. Царапнуло. Вербовски с «гюрзой» в руке присел слева от распахнутой двери. — Я в порядке, — негромко произнес из-за прилавка Игорь. — Дверь закройте. — Выходите! — раздался окрик с улицы. — Мы вас не тронем. Оружие, одежда, велосипеды — всё наше! Вы идите. Мальчишку можете взять с собой. Незнакомец говорил с едва заметным акцентом. Голос показался мне смутно знакомым. Вербовски, не показываясь в дверном проеме, схватил Пушкина за руку и потянул. Тот весил немало. Эдику пришлось напрячься, и понемногу, оставляя на полу широкую красную полосу, удалось полностью втащить тело внутрь. Хлопнула дверь. Эдик с трудом перевернул Пушкина на спину. Круглые, широко распахнутые глаза бессмысленно таращились в потолок. — Коля, держи. — Вербовски толкнул в мою сторону пистолет. — Предохранитель снят. Наводишь, стреляешь. Сам он не без труда стянул с убитого автомат. — Зачем дверь закрыли? — снова раздался голос снаружи. — Дурака не валяйте. Оружие в окно выкиньте. Всех отпущу, обещаю. — Дай подумать! — крикнул я в ответ. — Думай быстро, — бодро отозвался незнакомец. — Минута есть. Я огляделся. Аптека размешалась в небольшом помещении — входная дверь, широкое разбитое окно, прилавок, стеллажи… и еще одна дверь в углу. — Вань? — тихо позвал я, — ты ту дверь открывал? — Открывал, — честно ответил он. — Там ведро и швабра. И халаты драные висят. Подсобка. Я мысленно выругался. Значит, выход один: через дверь на крыльцо, которое как на ладони. В том, что наш противник хороший стрелок и при попытке побега не промахнется, мы уже убедились. Ловушка, обыкновенная ловушка. Циничная и такая простая. Запереть плачущего ребенка как приманку, подбросить коробку на крыльцо, чтобы привлечь внимание… Вероятно, одиночку они повязали бы без стрельбы. Но наша группа оказалось слишком большой и хорошо вооруженной, чтобы ввязываться в открытый бой. Они подождали, пока мы зайдем внутрь, и ударили в спину. Холодный, расчетливый ход. Мы заперты в клетке, из которой только один выход. Мы не знаем, где наши противники, сколько их и как они вооружены. Ясно одно — у них редкий в нашем мире козырь: рабочие стволы. За прилавком раздалось шуршание. Игорь, как ящерица, заскользил под прикрытием стеллажей. — Что будем делать? — сипло спросил я. — Ничего, — хладнокровно ответил Вербовски. — Подождем. Словно в ответ на его слова с улицы вновь донесся голос: — Прошло время. Зачем тянете? Бросайте оружие в окно и выходите. Никто не ответил. Снова зашуршал Игорь. Я наконец увидел его сквозь уцелевший прозрачный стеллаж. Он посмотрел на выбоину в стене, потом куда-то вверх сквозь разбитое окно. Отполз назад и, не вставая, прильнул к оптическому прицелу. Я тоже времени не терял. Пока бандит распинался, встал на четвереньки и оттащил мальчишку в угол. Это место снаружи не простреливалось, хоть откуда лупи. — Сиди здесь, — строго наказал я и, выпрямившись, подкрался к разбитому окну. Улица слева была пуста. Блестели на солнце велосипедные рамы. Выглянуть я не решился, но и отсюда крыльцо просматриваюсь неплохо. Эдик, особо не высовываясь, сквозь дверное стекло следил за подходом справа. Пат. Нам не выйти, но и им не подойти. Нашу позицию и спецназу было бы непросто брать. |
