Из старого высохшего болота, покрытого травой цвета охры, торчали высохшие серые стволы с остатками коры и в пятнах лишайников. Невысокие и тонкие, они почти беззвучно валились, стоило Зиганшину их задеть.
Дети примолкли, и вдруг воцарилась до неправдоподобности полная тишина. Зиганшин заметил, как между кочек промелькнул и исчез хвост змеи, раздалось тяжелое хлопанье крыльев, и совсем близко от них на мертвое дерево опустилась ворона. Покрутив головой, она каркнула, и Зиганшин почувствовал, как Света прильнула к нему.
Небо вдруг стало стремительно гаснуть, затягиваться тучами, темными, как черника. Поднялся ветер, и Мстислав Юрьевич быстро увел детей обратно в посадки, где, как ему казалось, риск попасть под падающее дерево меньше.
После сильного порыва все снова стихло, и вдруг небо прорезала короткая вспышка белого света, а через секунду прямо над их головами раздался тяжелый и сильный удар грома. Дети вздрогнули, и Зиганшин прижал их к себе, не зная толком, послужат ли его руки какой нибудь защитой от молнии.
Он посмотрел вверх и едва не ослеп от новой молнии, на секунду словно бы нарисовавшей в сером небе карту реки со всеми притоками. В этот раз громыхнуло еще быстрее, почти одновременно со вспышкой света, и Зиганшин понял, что они находятся в эпицентре грозы.
Племянница спрятала лицо у него под мышкой, а Юра, кажется, собрался плакать.
– Не бойтесь, – сказал Зиганшин, – перед лицом настоящей опасности нужно сохранять спокойствие. Вот случится какая нибудь фигня, тогда и попаникуем.
Юра всхлипнул, внимательно посмотрел на него, хотел что то спросить, но только съежился под новым ударом грома.
– Скорость звука меньше, чем скорость света, – назидательно сообщил Мстислав Юрьевич, – поэтому, если мы слышим гром, то молния уже миновала, не причинив нам вреда. Главное, отставить страх, и все будет хорошо!
– А сейчас настоящая опасность? – прошептал Юра взволнованно, но твердым голосом.
– Ну как, – улыбнулся Мстислав Юрьевич, – не совсем настоящая, но и не настолько ерундовая, чтобы можно было впадать в отчаяние.
– А почему нельзя плакать? – спросила Света. – От нас же ничего не зависит.
Зиганшин постарался сделать из своего тела что то наподобие навеса для племянников. И, неудобно извернувшись, произнес:
– Очень мало в жизни такого, когда от тебя ничего не зависит. Всегда что то можно сделать. Вот вы сейчас начнете плакать, я тоже растеряюсь и не смогу быстро вывести вас из леса.
Тут небо со страшным грохотом будто раскололось, и зарядил такой сильный ливень, что от напора водяных струй у Зиганшина заболела спина. Редкие молодые елочки, под которыми они прятались, нисколько не спасали от дождя.
Лило так, что в трех шагах ничего не стало видно, и Зиганшин только надеялся, что сильный дождь не может продолжаться долго. «Хорошо, что Найда с нами не пошла», – подумал он.
Найда все же была не охотничьей, а служебной собакой и не особенно любила походы за грибами, а с тех пор, как некоторые ретивые соседи стали требовать, чтобы Зиганшин водил ее на поводке и в наморднике даже в лесу, он разрешал четвероногой подруге оставаться дома.
За шумом дождя и грозы почти ничего нельзя было расслышать. Юра молча дернул Мстислава Юрьевича за руку и показал на дерево за его спиной. Зиганшин обернулся: на ветке сидела совершенно мокрая крупная птица, ястреб или канюк, и, крутя головой, бесстрашно смотрела на людей. Под таким дождем ей не взлететь.
Зиганшин отвернулся и крикнул детям, чтобы тоже не смотрели. Как иначе дать понять птице, что они не враги, а товарищи по несчастью, он не знал.
Гроза стихла так же внезапно, как и началась. Тучи пролились, и небо снова стало чистым и солнечным.
Как Зиганшин ни пытался закрывать детей, все равно они промокли насквозь, поэтому решили двигаться к шоссе и ловить попутку, чтобы быстрее оказаться дома. |