В каком-то месте, среди сосен и парной травы, Альбинка очертила палкой круг и торопливо заскочила в его центр.

— Скорей, скорей! — пришептывала она, осторожно опустившись на землю. — Да папороть-то не мни, все цветы поломаешь!

Андрей сел рядом с Альбинкой и затих. Он все еще не мог приглядеться в темноте — перед глазами прыгали зайчики. Он только чувствовал все и особенно остро слышал, будто слепой. Необмятое, высохшее платье Альбинки шелестело, казалось, даже от стука сердца. Она часто-часто моргала, словно боялась расплакаться, и дышала так, как если бы ступала в холодную воду.

— Андрюшка, ты загадал желание? — вдруг зашептала она в самое ухо, и стало щекотно. — Загадал?

— Нет, — проговорил он. — А зачем?

— Чтобы сбылось! Сбылось чтобы!

Андрей, заражаясь ее возбужденностью, стал лихорадочно думать о желании и ничего не мог придумать. В ту минуту под рукой не оказалось ни одного!

— Ой, недотепа, — то ли укорила, то ли пожалела она. — Ну, хоть зацветет, так рви, не зевай. Как увидишь, так рви. И из круга не выходи, а то пропадешь.

Отчего-то по спине побежали мурашки и ознобило голову.

Неожиданно Альбинка, придавив ладошкой свой крик, схватила его за руку. Он ощутил ее крупную дрожь и сам невольно затрясся.

— Рви! — приказала она. — Видишь?.. Свет!

И первая стала хватать что-то, встав на колени и постанывая, как испуганная и суетливая бабенка. Андрей хлопал глазами — куда ни глянь, всюду роились зайчики, бились и множились, словно серебристая лунная дорожка на воде.

Альбинка разом ослабела, облегченно перевела дух и сказала, будто после тяжелой работы:

— Слава богу, управились! Теперь держись!

Он же все еще ошалело крутил головой и щупал руками влажную хрусткую траву.

— Да уж опоздал, — как-то ласково и жалеючи вздохнула она. — А я вот успела! Эко, цветов сколь!

В руках ее что-то светилось, озаряя лицо.

— Везучая, — вздохнул Андрей. — Чудная, как и имя у тебя чудное, нездешнее…

Сильный ветер вдруг качнул травы, приклонил их к земле, стряхнув на лицо росу. И пошло гулять по лесу, шевеля и перебирая листву. Андрей задохнулся от ветра. Альбинка прижалась к нему и снова задрожала. В лесу вдруг протяжно заскрипело, заухало, и где-то рядом, обдав свежей листвой, рухнуло огромное дерево…

— Сиди! — выдавила Альбинка, обнимая Андрея. — Нечистая сила беснуется! Отнять хочет!

Лес уже гудел, кроны сосен почему-то гнулись к земле, словно кто-то огромный плющил их сверху, стремительная хвоя носилась в воздухе и колола лицо. Кто-то рядом закричал, завизжал истошно, и Альбинка, подхватив этот визг, нырнула головой к животу Андрея. Он прикрыл ее руками, едва сдерживаясь, чтобы не закричать самому: губы прыгали и не слушались, волосы стояли дыбом.

Ветер опал так же внезапно, как и налетел; через минуту все успокоилось и тихо стало кругом. Альбинка, будто заснула, лишь горячее ее дыхание, проникая сквозь его рубаху, согревало зябнущую грудь. И оттого, что она в минуту страха бросилась к нему, ища защиты, и нашла ее, Андрею стало приятно до мурашек на коже. Он тронул ее зажатые, сложенные вместе руки, проговорил:

— Все, тихо стало.

Она боязливо приподняла голову и снова уткнулась в грудь:

— Страшно!

— Не бойся, — успокоил он. — Никого же нет!

— Правда?

— Правда, посмотри сама.

Альбинка села, а потом, встав на колени, долго осматривалась и вслушивалась, не разжимая рук. Наконец успокоилась, и радость прозвучала в ее голосе:

— Успела! На всех нарвала! Всем хватит!

Альбинка была девятой в семье, жили они трудно, спасались чаще всего дармовым хлебом из общественной пекарни.