К тому же — организаторский талант… Ну, и те качества, о которых беседовали утром. На вашей родине очень много работы, черной работы. Неужто всю ее вы взвалите на нас? Нет, батенька, засучайте-ка рукава! Россия пока что не одна в мире. Нас ждут пролетарии десятков других государств. Но ждут не с голыми руками. Вот почему выбор пал на Россию. Только русский народ способен бескорыстно помочь пролетариям всех стран в освободительной борьбе. Только эта нация может составить костяк легионов, которые пойдут и за три моря. Поэтому я люблю ваш народ, люблю в нем дух Разина и Пугачева. Но прежде в самой России должна быть революция. И тогда народ наконец получит мир и хлеб, свободу и равноправие.
— Пока что мне в это верится с трудом, — признался Андрей. — Я уже много раз слышал, как революционеры и политики обещали чудо.
— В чудо верят лишь религиозные фанатики и дураки, — засмеялся Шиловский, — если не считать некоторых наших политиков-утопистов. Настоящие чудеса способен творить лишь коллективный разум, воплощенный в идею.
— И «эшелон смерти», — вставил Андрей, отчего Шиловский насторожился:
— Что вы имеете в виду?
— Жизнь в «эшелоне смерти».
— Любопытно! — оживился Шиловский, наверное, уже утомленный своим монологом. — Объясните, пожалуйста.
— Право, я не умею абстрактно мыслить… — Андрей слегка замешкался. — Но жизнь народов на земле мне почему-то представляется «эшелоном смерти». Идет себе поезд с запада на восток, потом с востока на запад… Вагоны прицеплены друг к другу, впереди паровоз… И в каждом вагоне — люди, люди, люди. Но никто из них не знает: куда идет эшелон, зачем? А главное — почему? Кто стронул его с места? Кто придал ему движение? Кто подбрасывает уголь в топку? Однако всем известно, что это — «эшелон смерти»!
— Да, картина мрачноватая, — задумчиво подытожил Шиловский. — Но есть в ней мысль, есть… Честное слово, интересно! Продолжайте, Андрей Николаевич!
— А все, — развел руками Березин. — Такая вот модель.
Шиловский неторопливо встал с кресла и, заложив руки за спину, прошел вдоль книжных шкафов, на мгновение задержался, разглядывая какой-то переплет.
— Знаете, я, пожалуй, пошлю с вами некоторые книги, — вдруг заявил он. — У вас будет время читать. Вам нужно читать!.. И еще вам нужно бы отдохнуть, — совсем по-отечески добавил Шиловский. — Мрачность и сумятица в ваших мыслях от усталости, да. Я знаю, вы смертельно устали от потери близких, от войны и крови. А этот проклятый «эшелон» становится маниакальной идеей даже у меня!.. Ничего, Андрей Николаевич, держитесь. Завтра вы сядете на прямой поезд до Красноярска и через три недели будете среди своих земляков. Там и отдохнете…
— Уже завтра? — не скрывая разочарования, спросил Андрей.
— Да, ровно в полдень с Казанского вокзала, — подтвердил Шиловский. — Поедете в мягком, с удобствами и казенным довольствием. Так что считайте сегодняшний вечер нашим прощальным вечером… Вас что-то не устраивает?
— Нет, все в порядке, — уклончиво бросил Андрей. — Все так и должно быть… Просто этот момент, начало нового дела…
— Андрей Николаевич! — по-свойски оборвал его Шиловский. — Вы уж скажите, признайтесь, как на духу. Я все пойму.
— Но вы же в Сибирь не отдыхать меня посылаете?
— Верно, работать посылаю, — согласился Шиловский, — На черную работу. |