С тех пор как Токити обзавелся семьей, Ино как будто перестал интересоваться женщинами, по-прежнему отказывался от выпивок и развлечений. Но с конца минувшего года в его поведении снова появились странности. В мастерской он появлялся вовремя, но ничего не делал, молча сидел сложа руки. На вопросы отвечал односложно, а когда ему намекали, что все же надо работать, он брал и руки рубанок или долото и начинал долбить дыры в готовом каркасе либо строгать уже строганные доски.
Здесь что-то не так, решил Токити и попросил подрядчика отпустить его на несколько дней на отдых. Ино сидел дома, но с некоторых пор на него стал жаловаться управляющий. Он заявил, что Ино ведет себя очень странно и соседям это доставляет неприятности. Токити знал, что у Ино в Синагаве живут родители, старший брат и две сестры, и хотя они много лет не встречались, было бы разумно отправить его в родительский дом. Но этому неожиданно воспротивилась О-Тиё.
— Жалко его, — сказала она. — Если родители столько лет им не интересовались, кто поручится, что они теперь будут ухаживать за больным сыном? А к тебе он относится как к родному, ищет в тебе опору. Не лучше ли взять нам его к себе, тем более что своих детей у нас пока еще нет.
Токити согласился на уговоры жены, и с середины января они перевезли Ино к себе.
С тех пор минуло полгода. Они давали ему различные лекарства, молились о его здоровье и даже приглашали знахаря, но все было напрасно. Ино не поправлялся, хотя серьёзного ухудшения тоже не замечалось. Он надевал кимоно наизнанку, днем спал, а по ночам бродил по дому, напевая себе под нос, пока Токити не выпроваживал его в отведенную ему комнату. И главное — он категорически отказывался работать.
— А ты сам видел саженцы, посаженные корнями кверху? — перебил Ниидэ.
— Да, видел.
— Ну и что ты думаешь? Психическое расстройство?
— Трудно сказать. Пожалуй, да. Свихнулся на почве женщин.
— Ошибаешься. Причина не в женщинах, а в Токити.
Нобору с недоверием поглядел на Ниидэ.
— Да, да! Ино с детских лет баловали женщины. Когда он повзрослел, они тоже не обходили его вниманием. Он же души не чаял только в Токити, и всю свою любовь, которую должен был уделять женщинам, отдал Токити. Я не имею в виду любовь в ее плотском смысле. Здесь мы имеем случай не с патологической, а вполне нормальной платонической любовью, хотя в очень сложной, гипертрофированной форме.
— Выходит, пребывание в доме Токити должно бы подействовать на него благотворно?
— Напротив, его надо изолировать от Токити. Все поведение Ино, его поступки были направлены на то, чтобы досадить Токити. Конечно, Ино поступал так неосознанно, это получалось как бы само собой, но в глубине души он, ставя Токити в затруднительное положение, рассчитывал, что это лишь крепче привяжет к нему Токити.
Нобору молча выслушал Ниидэ и как-то неопределенно кивнул, то ли соглашаясь с ним, то ли возражая.
— Завтра возьмем его в больницу, пусть поживет без Токити. Думаю, это пойдет ему на пользу... Да-а, нет ничего более загадочного в природе, чем человеческий мозг. — Ниидэ повернулся к столу и взял кисточку для письма.
На следующий день Ино привезли в больницу Причем Ниидэ запретил кому-либо посещать больного. Честно говоря, Нобору не убедил диагноз Ниидэ, и он решил продумать свой собственный метод лечения. Ниидэ согласился поместить Ино в отдельную палату — тот заявил, что не желает общаться с другими больными, особенно со стариками и женщинами.
В течение лета Нобору, пользуясь каждой свободной минуткой, заходил к Ино, угощал чаем со сладостями и пытался вызвать на откровенный разговор.
— Почему-то никто к тебе не приходит. Неужели у тебя нет ни друзей, ни родственников? — однажлы спросил Нобору, пытаясь спровоцировать его на ответ. |