Мори сказал, что сумасшедшей О-Юми жить осталось недолго, пожалуй, она не дотянет до Нового года. После ее смерти О-Суги надлежит вернуться к родителям, а этого она не желает, вот они и договорились с Ино пожениться.
— Это первый светлый луч за все годы моего пребывания в больнице, а может быть, с дня ее основания сказал Мори. — И я с грустью подумал о том, сколь редко своими глазами удается увидеть счастливых людей.
«Верно, увидеть счастливых людей — большая редкость», — согласился в душе Нобору. Надолго загадывать трудно, но сейчас, в этот короткий по сравнении вечностью миг, Ино и О-Суги счастливы ожиданием грядущей свадьбы. Но жизнь так длинна, и кто знает, что ожидает их в будущем?
Нобору вновь покачал головой и рассмеялся.
— В этой больнице и философствовать научишься на стариковский манер, — сказал он. — Но это я не на твой счет, Мори, я о себе говорю.
На следующий день, когда Нобору собрался идти с Ниидэ на осмотр пациентов, его остановил у ворот незнакомый мужчина.
— Если не ошибаюсь, господин Нобору Ясумото? — на всякий случай удостоверился он. — Я плотник Ёхэй, живу в одном бараке с Какудзо.
Ага, тот самый, кто взял к себе стариков Гэндзи, изгнанных Такадой, вспомнил Нобору, глядя на низенького, но плотного Ёхэя, заросшего по самые глаза густой бородой.
— Что-нибудь с Какудзо? — спросил он.
— Нет, с ним все в порядке. — Ёхэй запустил пятерню в бороду, не зная, с какого конца подступить к интересующему его разговору. — Видите ли, у нас тут намечается одно дело, ну и мы все просим, чтобы вы обязательно пожаловали к нам часам к четырем.
— Кто-то приходил от Такады и решил затеять свару? — спросил Ниидэ, разглядывая Ёхэя.
— Нет, свары никакой не ожидается, хотя... — Ёхэй снова запустил пятерню в бороду. — Хотя шум, пожалуй, и будет, но Такада тут ни при чем, хотя, с другой стороны, вроде бы дело его касается... В общем, приходите — тогда все поймете. — Ёхэй, похоже, совсем запутался, а может быть, нарочно не пожелал заранее раскрыть секрет.
— Значит, к четырем? — переспросил Ниидэ. — Передай, что доктор непременно придет.
Ёхэй вопросительно поглядел на Нобору.
— Приду, приду, — подтвердил тот.
Закончив обход больных, Нобору отправился на улицу Ябусита. Небо затянуло тучами, и, хотя четырех еще не было, кругом потемнело, поднявшийся северный ветер неприятно холодил кожу. Нобору подошел к кухонному входу и окликнул хозяев. К нему сразу вышла О-Танэ. У порога стояли несколько пар обуви. Заметив удивленный взгляд Нобору, О-Танэ сказала, что к ним пришли соседи из других бараков. У постели Какудзо собрались плотник Ёхэй, штукатур Косукэ, продавец рыбы Тёдзи и рикша Масакити. Они вежливо приветствовали доктора и освободили для него место.
— Просим прощения, что оторвали вас от дел, — начал лежавший на постели Какудзо. — Речь пойдет о Такаде. Вам, должно быть, уже известно об обещании, которое он дал девятнадцать лет тому назад?
— Слышал об этом.
— Так вот, к нам заходил Тасукэ... Да вы как раз в то время осматривали меня... Старик пытался что-то сказать, но язык плохо слушался его, и к тому же он был очень взволнован. Когда вы ушли, он немного успокоился и заговорил.
В начале Тасукэ лишь повторял слова «домашний алтарь». Потом мы поняли, что речь идет о документе, подписанном Такадой и представителями от жильцов. Он сказал, будто бы этот документ отдали на сохранение покойному Какити — отцу Какудзо. «Я впервые об этом слышу», — сказал я Тасукэ. А тот ответил: «Немудрено. |