— Зачем приходить на похороны того, кого ненавидишь? Убийцы так делают, я читала.
— Всегда возвращаются на место… — опять заводит свое сосед.
— Филипа же убили не в похоронном бюро! Она пришла вместе с отцом, а он хотел предложить мне работу.
— Какую?
— Тебе бы не понравилось. Для такой работы нужны ожерелье из шрамов и подходящая кличка.
— Ты же отказался?
Видимо, Даника (и Сэм вместе с ней), как и федералы, решила, что я мастер смерти, в дедушку пошел. Расстегиваю воротник рубашки.
— Показать шею?
— Да брось. Просто ответь на вопрос.
— Отказался. Честное слово. И соглашаться не собираюсь. И еще, я чаю хочу, такого же, как у Сэма. С мятой, пожалуйста.
Даника натянуто улыбается и спрыгивает с табурета.
— Сейчас принесу, но разговор не окончен. Пусть ты безумно, по уши влюблен, она все равно под подозрением.
Ничего себе, получается — заколдовали Лилу, а по уши влюбленным выгляжу все равно я.
— Хорошо. Допустим, она убила брата, что нам это дает?
— Если будешь знать точно, сможешь ее защитить, — вступает Сэм. — Если захочешь, конечно.
Не ожидал от него такой реплики, но он прав.
— Ладно-ладно. Неужели на мне большими буквами написано, что я втюрился?
Одри ведь почти так и сказала, тогда, возле столовой. Как я, наверное, жалок.
— Мы же вместе в кино вчера ходили, — удивляется Даника. — Забыл, что ли?
— Ах да, кино.
Сэм хмурится, а его подружка наливает мне чай.
— Может, просто позвонишь и спросишь, убивала она Филипа или нет? — предлагает сосед.
— Не надо! — волнуется Даника. — Она притворится и спрячет улики. Нужно придумать план.
— Ладно. Не верю я, что это сделала Лила. Думаю, она вполне способна кого-нибудь убить, даже наверняка. И Филипа ненавидела. Хотя Баррона ненавидела гораздо сильнее и, скорее всего, начала бы именно с него. Но… Знаю, звучит очень глупо, но она меня сильно любит. Настолько, что не станет причинять боль или делать что-то такое, за что я ее возненавижу.
Друзья переглядываются.
— Ты, конечно, парень хоть куда, — вежливо говорит Сэм, — но не настолько же.
— Нет же, — охаю я от досады. — Я не хвастаюсь. Ее прокляли, и поэтому она меня любит. Дошло наконец? Это ненастоящая привязанность, а значит, на нее вполне можно положиться.
Мой голос срывается. Я опускаю глаза.
Друзья молчат.
— Как ты мог? — К Данике возвращается дар речи. — Это же как изнасилование, только с эмоциями. Или даже настоящее изнасилование, если ты… Кассель, как ты мог?
— Я ничего не делал, — цежу каждое слово сквозь зубы; а еще друг называется, кем она меня считает? — Я не работал над Лилой. И не хотел… Я этого не хотел.
— Я должна ей рассказать, она должна знать.
— Даника, ты можешь помолчать хотя бы минуту? Я уже все ей рассказал. Думаешь, я кто? — Но на лице у Даники отчетливо читается, кем она меня считает. — Я сказал ей и пытался держаться подальше. Но это трудно, понимаешь? Что бы я ни делал — выходит только хуже.
— Так ты поэтому… — Сэм замолкает.
— Так странно себя вел с ней? Да.
— Но ты же не мастер эмоций? — опасливо спрашивает Даника.
Смотрит она уже вроде без отвращения. И на том спасибо, что выслушала, хотя все равно ужасно обидно — обвиняет меня в том, чего я как раз и не совершал. |