— Какой ты мастер? — В глазах у соседа пьяное доброжелательное любопытство.

Замолкаю на полуслове. Что сказать? Время замирает, мы застыли, как мухи в янтаре.

— Ладно, неважно, можешь не говорить.

Я знаю о его догадках: Сэм считает меня мастером смерти. Наверное, даже думает, я кого-нибудь убил. Сосед у меня совсем неглупый малый, раз догадался раньше меня самого, что я по-настоящему опасен. А значит, и про мое участие в убийстве одного из тех людей, из досье, тоже вычислил. Скажу, что мастер смерти — поверит и будет считать меня настоящим, честным другом.

Ладони потеют от напряжения.

Я и хочу быть настоящим, честным другом.

— Трансформация, — собственный голос больше похож на хриплое карканье.

Сэм резко выпрямляется. От былого веселья не осталось и следа.

— Что?

— Видишь? Натренировался говорить правду, — стараюсь казаться легкомысленным, а самого всего скрутило, вывернуло наизнанку.

— Ты с ума сошел? Не надо было мне говорить! Никому не надо говорить! Погоди, то есть действительно?..

Киваю.

— Ух ты! — К Сэму наконец возвращается дар речи, и он опасливо продолжает: — Ты же можешь создавать лучшие в мире спецэффекты. Монстры. Рога. Клыки. Настоящие, не накладные.

Мои губы невольно расплываются в улыбке: никогда не задумывался, что могу со своим талантом делать что-нибудь нестрашное, безопасное.

— А такие проклятия накладываются навсегда?

— Да, — вспоминаю про Лилу и Янссена. — Ну, я могу потом вернуть как было. В основном.

Сосед оценивающе меня рассматривает.

— Так ты можешь оставаться вечно молодым?

— Теоретически. Но тогда в мире было бы полно мастеров трансформации, поэтому вряд ли.

Ох, сколького же я не знаю о своем даре, о правилах и ограничениях — даже думать не хочется.

— А сделать себе огромный… ну, ты понимаешь, о чем я? — Сэм, откинувшись в кресле, обеими руками показывает себе на штаны. — Ну, гигантский такой.

— Издеваешься, да? Так тебе это интересно?

— У меня-то как раз все в порядке с приоритетами, а вот ты не желаешь правильно ставить вопрос.

— Впрочем, как всегда.

В кладовке мы находим пыльную бутылку рома и приканчиваем ее.

Просыпаюсь в воскресенье днем. Кто-то звонит в дверь. Как я вчера домой добрался? Не помню, пешком, наверное. Во рту — неприятный привкус, волосы наверняка торчат в разные стороны. Безуспешно приглаживаю их рукой, спускаясь по лестнице.

Кто там, интересно? Наверное, посылку принесли. Или бродячие проповедники, или школьники продают печенье. Что-нибудь в этом роде. Может, федералы. Но уж Захарова я точно никак не ждал. Стоит возле заднего входа, свеженький, как новая поддельная купюра. Открываю дверь.

— Здравствуйте. — Наверное, у меня изо рта сейчас смердит.

— Есть планы на вечер? — Он старательно не замечает, что я только что проснулся. — Хотел тебя кое-куда пригласить.

Позади топчется громила в длинном черном пальто. На шее — татуировка в виде черепа, как раз над ожерельем из шрамов.

— Нет, никаких планов. Подождете минутку?

— Да, иди оденься. Позавтракаешь по дороге.

Поднимаюсь в спальню, дверь оставляю открытой — пускай ждет меня на кухне, если ему так хочется.

Забираюсь в душ, горячая вода иголками впивается в шею. Как же странно — Захаров внизу ждет меня. Я уже почти полностью проснулся. Нет, очень странно, как-то неправдоподобно.

Через пятнадцать минут спускаюсь на первый этаж, на ходу жуя аспирин.