– Ничего не знаю! – Теперь я прячу лицо в шею Авоськи. – Может, это помешательство со мной такое случилось от ужаса!

– Ну что я говорил – рыдают! – Мы с Авоськой в ужасе повернулись на крик Ёрика. Стоя в распахнутых дверях, он ослепил нас вспышкой. На фотографии мы получились с перепуганными заплаканными лицами – две девочки, вцепившиеся друг в друга с надеждой на спасение: одна – рыжая и в слезах, а другая – в неглиже. До сих пор я храню эту фотографию как напоминание о том, что страх наказуем.

– Для меня это будет гораздо безопасней, чем с мамой! – уверяла я.

Проводница не хотела брать на себя ответственность – мне нет двенадцати. Тогда я стала ей рассказывать о бабушке, которую в жизни (сознательной) не видела, о пирожках («хотите попробовать, только что испекла, тесто творожное»), но она согласилась только потому, что три часа езды до станции Мещерская это, действительно, как уверяла мама, все равно что на электричке. И вот я в поезде, и на все купе моя корзинка благоухает теплыми, укутанными в льняные салфетки пирожками, а впереди – первое в жизни самостоятельное путешествие, и ужасно добрый очкастый старик интересуется, как меня зовут, и я отвечаю, что мама зовет меня Неточкой, как у Достоевского, а вообще-то у меня редкое имя – Нефила, и тут уж все купе сразу начинает интересоваться, что это за имя такое, а мне становится ужасно весело, и я смеюсь от души, а они не понимают почему. Мама, взбивая мягкое сливочное масло с прокрученной через мясорубку отваренной и выуженной из шкурки и освобожденной от хребта горбушей, между делом сообщила, что это бабушка Рута настояла на таком имени.

– И ты позволила? Ты даже не знаешь, что оно означает!

Добавляя под моим строгим надзором в полученную массу икру, она предположила, что, скорей всего, это имя византийское, и вдруг, задумавшись, вспомнила, что был выбор. Свекровь предложила ей на выбор два имени – Агелена или Нефила.

– Агелена – это так красиво! – чуть не разрыдалась я. – Как ты могла назвать меня Нефилой?! Знаешь, как дразнили меня в старой школе? Некрофилой! Ты знаешь, что такое – некрофила?!

– Не кричи! – испугалась мама и задумчиво заметила: – Дети – такие паразиты…

У паука нефилы самцы по размеру и весу в тысячу раз меньше самки. Вот что совершенно для меня непостижимо. В тысячу раз!

Засыпая, я иногда представляю, как уже взрослая, высокая и ужасно красивая, беру своего мужа в ладошку, обмахиваю его перышком от пыли и крошек (я подсчитала, он будет граммов 50–60, не больше), кладу в карман, чтобы не потерялся…

Я совершенно спокойна относительно своего имени. Я узнала, что в шестнадцать лет имя можно поменять на любое другое. Надеюсь, строгие распорядители имен и выдаватели паспортов разрешат мне это сделать, узнав, что именно обозначает мое имя. Стану Антонией, Кристиной или… Агеленой!

– Чего? – встрепенулась Авоська. – Совсем плохо, да?

Понюхав корзинку с пирожками и совершенно от этого успокоившись, я села на поваленное дерево, отполированное многими до меня здесь сидящими в ожидании поезда одинокими детьми, и съела первый пирожок. Начинка получилась кисловатой, но в принципе – слишком даже вкусные пирожки для бабушки, назвавшей свою внучку именем тропического паука.

Тут я вспомнила папочку. Когда мама провалилась ступней в слив унитаза, я сказала, что наступило, вероятно, время просить помощи у кого-нибудь близкого и родного, и мама дала телефон папочки, и он сразу же примчался – через каких-то сорок минут, а мама к тому времени уже так задергала свою ногу, что щиколотка опухла, поэтому я поставила ей табуретку, а на табуретку еще подложила несколько книг, чтобы повыше было и сидеть удобно.