Изменить размер шрифта - +
Я немного по-другому относился к нашей звезде.

Он направился к лестнице. Анника последовала за ним, рассматривая его покрытую катышками шерсти кофту.

— И как вы его воспринимали?

Ханс, сопя, поставил ногу на следующую ступеньку.

— Не играет никакой роли, кто давал советы газете, к этому всегда, так или иначе, прикладывал руку Биг Бен Эк, который умел приписать себе все заслуги. Он всегда задерживался в редакции допоздна, чтобы внести исправления или вписать пару фраз в чужую статью, чтобы добавить себе материал в авторскую строку.

— Его называли Биг Бен?

— Во всем, что не касалось журналистики, он был сущим негодяем. — Ханс Блумберг остановился, чтобы передохнуть. — Это надо отчетливо понимать.

— Анника Бенгтзон? — послышался голос снизу.

Она спустилась на несколько ступенек и, перегнувшись через перила, посмотрела на площадку нижнего этажа.

— Сюп, — представился пожилой худощавый мужчина с копной седых волос. — Не побеседовать ли нам?

Анника подошла к нему, пожала ему руку и заглянула в глаза, которые в первую секунду показались ей глазами ребенка — прозрачными и светлыми.

— Я обещал поговорить с персоналом во время траурной церемонии, но она очень быстро закончилась. — Морщины на его лице забавно сместились от улыбки.

— Вы возбудили во мне немалое любопытство, — сказала Анника, направившись в отдел писем, где накануне вечером писала статью.

Он совсем не желчный, пронеслось у нее в голове, и пользуется уважением. У него верная система ценностей. Это надежный и спокойный человек.

Она подвинула комиссару стул, а сама уселась на край стола.

— Мы были потрясены вашим вчерашним сообщением, — глухо заговорил Сюп. — Должен сказать, что нас удивила та легкость, с какой вы расстались с такой новостью. «Норландстиднинген» выходит намного раньше «Квельспрессен», так что ваша газета не стала ни первой, ни единственной.

Анника улыбнулась, отметив, что ангелы молчат.

— Я слышала, что вы давно работаете с прессой, — сказала она.

— Поэтому я согласен с капитаном Петерсоном относительно некоторых данных по поводу Ф-21, которые мы с ним иногда обсуждаем, чтобы отвлечься.

Анника почувствовала, как где-то в пояснице заиграл адреналин, волна которого вот-вот захлестнет грудь.

— Полиция много лет имеет подозреваемого в этом деле, — тихо сказал Сюп. — Это один молодой человек, который в конце шестидесятых приехал в Лулео откуда-то с юга. Родился он в Торнедалене. Влился в пару левых организаций, где фигурировал под кличкой Рагнвальд. У нас есть кое-какие данные относительно его настоящего имени, но нет полной уверенности.

Анника онемела от изумления. От откровений старого полицейского у нее зашевелились волосы на голове.

— Вы не возражаете, если я буду записывать?

— Нет-нет.

Она извлекла из сумки блокнот и карандаш и принялась лихорадочно записывать слова комиссара абсолютно неразборчивым от спешки почерком.

— Почему вы заподозрили именно этого человека? — спросила она.

— Рагнвальд исчез, — ответил Сюп. — У нас есть основания полагать, что он бежал в Испанию, где вступил в ЭТА. Он был профессиональным террористом, и нападение на Ф-21 стало его выпускным экзаменом в школе терроризма.

В дверь постучали. Это был полицейский Форсберг.

— Прошу прощения, Сюп, но мы нашли нечто удивительное.

— Что?

— Письмо из-за границы со странным содержанием.

Он посмотрел на Аннику и замолчал.

Она почувствовала, что ее начинает бить дрожь, но постаралась скрыть волнение.

Быстрый переход