— Я говорила с Мёллером. И доктором Эуне. Возьми себе копию этого больничного листа. Мёллер говорит, что после того как застрелишь кого-нибудь на работе, требуется несколько дней, чтобы прийти в себя. Просто приходи завтра.
Он отвернулся и посмотрел на окно с цветными рифлеными стеклами. Должно быть, это в целях осторожности: чтобы посетителей нельзя было увидеть с улицы. В отличие от кафе-бара напротив, подумала Эллен.
— Ну? Ты придешь? — спросила она.
— Знаешь… — Он посмотрел на нее тем затуманенным взглядом, которым глядел каждое утро после возвращения из Бангкока. — Я бы не стал загадывать.
— Все равно приходи. Тебя ждет парочка прикольных сюрпризов.
— Сюрпризов? — Харри мягко рассмеялся. — И что же это, хотел бы я знать? Досрочный выход на пенсию? Почетная отставка? Или президент хочет наградить меня орденом Пурпурного Сердца?
Он поднял голову, и на этот раз Эллен заметила, что глаза у него налились кровью. Она вздохнула и повернулась к окну. За рифлеными стеклами скользили бесформенные автомобили, как в каком-то психоделическом фильме.
— Зачем ты себя изводишь, Харри? Ты знаешь — и я знаю — и все знают, что ты не виноват! Даже в Службе безопасности согласились, что это по их вине нас не проинформировали. И что мы — что ты все сделал правильно.
Харри ответил тихо, не глядя на нее:
— Ты думаешь, его семья скажет то же самое, когда он приедет домой в инвалидном кресле?
— О господи, Харри! — повысила голос Эллен. Уголком глаза она видела, что официантка за стойкой разглядывает их все с большим интересом. Наверное, в ожидании крупной ссоры. — Всегда есть кто-то, кому не повезло, кто оказался крайним. Харри, это так, и в этом нет ничьей вины. Ты знаешь, что ежегодно гибнет шестьдесят процентов лесных зверушек? Шестьдесят процентов! Харри, да если остановиться и начать об этом думать, то, прежде чем до чего-то додумаешься, сам угодишь в эти шестьдесят процентов!
Харри не отвечал, просто сидел и кивал головой, глядя на клетчатую скатерть, кое-где прожженную сигаретами.
— Я буду себя потом ненавидеть за то, что я сказала это, Гарри, но ты сделал бы мне большое личное одолжение, если бы завтра пришел на работу. Только попробуй мне перечить, и я перестану с тобой разговаривать. Ты будешь бояться дыхнуть на меня. Понял?
Харри ткнул мизинцем в одну из черных дырок на скатерти. Потом подвинул стакан на другую. Эллен ждала.
— Там, в машине, что ли, Волер сидит? — спросил Харри.
Эллен кивнула. Она прекрасно знала, как эти двое не любят друг друга. Ее посетила идея, и, немного поколебавшись, Эллен решила попытать счастья:
— Вообще-то он поспорил на две сотни, что ты не появишься.
Харри снова мягко рассмеялся. Потом снова поднял голову и, подперев ее руками, посмотрел на Эллен.
— Не умеешь ты врать, Эллен. Но спасибо, что хоть пытаешься.
— А ну тебя к черту.
Она сделала вдох, чтобы что-то еще сказать, но передумала. Посмотрела на Харри долгим взглядом, затем опять глубоко вздохнула:
— Ладно. Вообще-то это должен был тебе сказать Мёллер, но скажу я. Тебя хотят сделать инспектором СБП.
Харри расхохотался. Его смех был громким, как рев «кадиллака».
— О'кей, немного тренировки, и врать ты, пожалуй, научишься.
— Но это правда!
— Это бред. — Его взгляд снова стал блуждать по окну.
— Почему? Ты у нас один из лучших следователей, ты уже проявил себя чертовски способным полицейским, ты изучал право, ты…
— Я говорю, это бред. Даже если кому-то в голову вдруг придет такая идиотская идея. |