— Ну что ж, хорошо. Эти сведения мы передадим Тито. Казаки — противник серьёзный. Особенно если их переселят на югославские земли...
Вернувшись в свой кабинет, Савостин долго сидел, глядя в одну точку. Он всё пытался вспомнить лицо Шандыбы, но кроме как затянувшейся на черепе раны на память ничего не приходило...
* * *
Хельмут фон Панвитц ожидал приезда генерала Краснова, назначенного начальником отдела Главного управления казачьих войск. С ним прибывал и генерал Шкуро. Шкуро просился на командира дивизии, но Панвитц, зная, что генерал плохой военачальник, предложил ему должность на формировочном пункте в Триесте.
В день приезда Краснова лагерь казаков волновался, многие из донцов помнили его ещё войсковым атаманом, а некоторые даже служили с ним во время Первой мировой войны. Из числа ветеранов Панвитц и велел назначить почётный караул. Оркестру, которым руководил полковник Кононов, дезертировавший из Красной Армии, было предложено сыграть гимн донского либо кубанского войска. Кононов выбрал донской.
Краснов прибыл в середине дня. На станции в Моково он пересел на коня и под гимн «Всколыхнулся, взволновался тихий Дон» объехал строй почётного караула. Генерала сопровождал Шкуро.
Остановив коня перед почётным караулом, Краснов неожиданно заплакал. Слёзы потекли по его стариковским, чуть припухшим щекам.
— Здравствуйте, господа казаки! — справившись с волнением, произнёс он.
— Здра... желаем, ваш... превосходительство!..
Краснов посмотрел на Шкуро.
— Они узнали меня... И я помню их... всех...
Краснов и Шкуро в сопровождении фон Панвитца направились в лагерь, где их уже ожидала построенная в каре дивизия. Краснов объехал строй, и полк за полком приветствовали его.
Краснов повернулся в Панвитцу:
— Господин бригадный генерал, — голос старого атамана дрожал, — вы проделали большую работу по возрождению казачества, и оно всегда будет помнить ваши славные дела.
— Ваше превосходительство, мы призваны исполнить свой долг. У нас цель одна: разбить большевиков и уничтожить советскую власть, которая кабалит Россию...
Пригладив усы, Краснов договорил, обращаясь к казакам:
— ...Мы должны помнить, что Германия ведёт борьбу за нашу свободу... Вместе с немецким народом мы обретём свою родину... Наш час настал!.. Наша задача — уничтожить коммунизм раз и навсегда и добиться освобождения казачьих земель...
Когда Краснов закончил свою речь, Панвитц выкрикнул:
— Вперёд за свободу казачества!
Он повернулся к генералам:
— Господа, прошу вас отобедать со мной...
За столом речь шла о дальнейшем использовании казаков.
— В Югославии мы проверим их выучку, — говорил Панвитц. — Вслед за этой дивизией отправится вторая. Кстати, я внимательно ознакомлен с вашей запиской, господин атаман, о поселении казачества на освобождённых землях Югославии. В штабе вермахта с этим предложением согласились. Теперь дело за казаками...
* * *
В Моково грузились эшелоны. По сходням заводили в теплушки лошадей, на платформах устанавливали пушки, миномёты...
Одетые в новое обмундирование, с саблями на боку, казаки прощались с семьями, переговаривались:
— Нам от хорватов пощады ждать не придётся, и мы к ним без милости.
— Ас нами как Советы поступали? Что, они детей наших щадили или же наших миловали? Какую судьбу мы ныне влачим?
— Ничего, добудем себе родину. |