Суинборн мечтала о любовном мускуле, проскальзывающем в ее сочную пизду, жаждала видеть, как Наттал корчится в экстазе, выстреливая молочного цвета жидкостью. День клонился к закату, когда она заметила, как чуть вздрогнула броня правого идеолога от всплеска наслаждения. Всё, что Моника услышала за это время, были лишь дурацкие смешки социопата, пока он бегал глазами по страницам тухлого романа о грядущей войне:
«Пространство между нами сотрясали крики «Ура!», где-то далеко на набережной гулко громыхали аплодисменты.
Какой-то человек отошел от своей пушки и произнес, указывая на толпу на Вестминстер-Бридж:
— Этот мост десять лет назад взорвали Хартманн и Шварц. И похоже, что этот сброд доволен, не так ли?
Я отвернулся от отвращения. Что за насмешка! Чернь думала, что приветствует человека, совершившего нечто, доселе невиданное, она чествовала бессердечного разрушителя! Грозный капитан, идущие на смерть приветствуют тебя. Но время пришло — башня с часами была всего в двадцати ярдах от нас».
ДР редко позволял себе роскошь чтения художественной литературы. Это было индульгенцией. Его фотографическая память позволяла ему отложить книгу на пару месяцев, а потом вернуться к ней, помня каждое прочитанное слово. Ему очень нравился роман Фосетта, а по ходу приближения кульминации сюжета, он все с большей легкостью кончал в рот Моники из неэрегированного члена.
«Вдруг зловеще взвыла сирена. Это был сигнал. Четыре огнемета одновременно изрыгнули пламя. Треск еще не утих, когда кровавый флаг взметнулся на хвостовой части. Толпа радостно завопила, как ей и положено, маневр выглядел романтично. На широком трепещущем полотнище флага горели три страшных слова — они проясняли причину этого кошмара —
АНАРХИСТ ХАРТМАНН ВЕРНУЛСЯ».
Наттал почти забыл о сосущей у него Суинборн. Его поразила мысль, что вдруг проза Фосетта повлияла на идеи сумасшедшего кельта Кевина Лльюэллина Каллана. ДР никогда в глаза не видел трактата «Маркс, Христос и Сатана объединяются в общей борьбе», зато читал все ужасные истории о том, что книга запутывает яснейшие умы. Творение ЭДФ оказывала такой же эффект на Наттала. Продвигаясь по книге, ДР поймал себя на том, что ему доставляют радость зловещие описания разрушенного Лондона:
«Не забыть тот ужас. Восторженные крики мгновенно стихли и на смену им пришли рев и проклятия разъяренной толпы. Даже зрители на крышах показывали «Атилле» кулак.
— Эй, вы, сброд! — заорал кто-то из команды. — Не надорвитесь!
Лишь слова слетели с губ, как «Атилла» рванул вперед. Да так резко, что мне пришлось схватиться за поручень, чтоб устоять на ногах. Цель маневра была ясна. Поскольку нас узнали, необходимо набрать высоту и приступить к активным действиям. После нескольких великолепных поворотов «Атилла» взлетел над часовой башней и стал кружить над ней».
Моника поняла, что проигрывает сражение. Наттал кончит ей в рот, а хуй у него так и не встанет. Любовный мускул ДР отличался подозрительной чистотой. Суинборн догадывалась правильно: перед уходом из дома он дрочил. Скрытный ублюдок отмыл все части тела, уничтожив следы своих шалостей. Наттал забыл о Монике. Его воображение было занято превратностями грядущей войны:
«Снова сирена. Снова четыре огнемета изрыгнули пламя и на этот раз не бесцельно. И к неутихающему реву прибавился чудовищной мощи грохот, от которого мутнело сознание. Удары гремели один за другим. В ушах болезненно звенело. А потом — словно земля раскололась. Я осмотрелся и в страхе отшатнулся. О, ужас — огромная башня обрушилась на толпу, в лепешку раздавила легион потенциальных негодяев, превратила в руины многие стоявшие напротив здания. За каждый кусочек пространства шло ожесточенное сражение, орды визжащих перепуганных безумцев падали, сталкивались друг с другом и затаптывали других несчастных. |