Микоян обратился к Берии за советом, что делать.

– Вам сейчас лучше лечь на дно, – ответил Лаврентий Павлович.

– Хотел бы я посмотреть на твое лицо, когда тебя уволят, – пробурчал армянин.

– Меня уже увольняли, – напомнил Берия.

Молотов и Микоян поняли, что в опасности не только их карьеры, но и сама жизнь. Они встретились в Кремле, чтобы решить, как вести себя дальше. Микоян всегда доверял Молотову. Армянин знал, что с Молотовым можно разговаривать откровенно, поскольку он не побежит тут же доносить Хозяину.

– Невозможно управлять страной, когда тебе за семьдесят, и решать все вопросы за обеденным столом, – громко сказал Молотов старому товарищу.

Это были рискованные слова потерявшего власть вельможи. Трудно представить, что Вячеслав Михайлович мог произнести их до октябрьского пленума.

Все партийные руководители должны были участвовать в ликвидации Молотова и Микояна. Сталин был сварливым и мстительным стариком. Паранойя заставляла его торопиться. Он методически вел дело к логическому завершению, вникая во все подробности.

Берия и Хрущев выступали против сталинских нововведений. Маленков утешал Берию, Берия утешал Микояна. Хрущев и Берия утешали Молотова. Четверка продолжала шептаться в туалете дачи в Кунцеве. Они издевались над подозрениями Хозяина, высмеивали «дело врачей».

21 декабря 1952 года отмечали официальный 73-й день рождения Сталина. Впервые за тридцать лет Молотов и Микоян должны были пропустить такой праздник. Именинник редко приглашал гостей, все приезжали сами. Пока остальные гуляли в Кунцеве, опальные Молотов и Микоян обсуждали, что делать. Микоян считал: если затаиться и нечего не предпринимать, то это будет означать, что они стали относиться к Сталину по-другому. Они позвонили четверке. Те посоветовали им рискнуть и приехать.

В десять часов вечера 21 декабря Молотов и Микоян приехали в Кунцево. Сталин повесил на стене унылые фотографии из журналов, на которых дети кормили ягнят, и репродукции знаменитых исторических картин. Его любимой картиной было полотно Репина «Запорожцы пишут ответ турецкому султану».

Сталин молчал, но был приветлив. Он гордился тем, что, прокурив пятьдесят лет, сумел отказаться от этой вредной привычки. Ему пришлось отказаться от трубки из-за недавно возникших трудностей с дыханием. Сейчас у вождя было мертвенно-бледное лицо. Он сильно поправился. Эти признаки свидетельствовали о том, что у генсека повышенное давление.

Он сидел за столом и потягивал легкое грузинское вино. Светлана в тот вечер тоже была на даче. Перед тем как попрощаться с дочерью, Сталин спросил:

– Тебе нужны деньги?

– Нет, – ответила Светлана. – У меня есть.

– Не притворяйся. Сколько тебе нужно?

Он дал 3 тысячи рублей и еще какую-то сумму для дочери Якова, Гули. Конечно, эти деньги пригодились в хозяйстве, но Сталину казалось, что это миллионы.

– Можешь купить машину, – сказал он Светлане. – Только обязательно покажи мне водительское удостоверение, прежде чем садиться за руль!

Внешне вождь был спокоен, но внутри весь кипел. Его вывело из себя, что без его ведома пригласили в Кунцево Молотова и Микояна.

– Думаете, я не понимаю, что это вы позвонили Молотову и Микояну? – грозно сказал он Хрущеву и Берии.